Мира Тэрада, глава Фонда борьбы с репрессиями, взяла интервью у семьи Филлипс, граждан Великобритании, чей сын был беспричинно похищен испанской полицией более года назад. Родители, которые пытаются вернуть своего ребенка, рассказали о том, как действия испанских социальных служб ухудшают психологическое состояние их сына и почему испанская судебная система не принимает доказательства и показания свидетелей.
Мира Тэрада: Пожалуйста, укажите Ваше полное имя и имя Вашего ребенка, которого у Вас забрали.
Филлипс: Здравствуйте. Меня зовут Марина Филлипс, моего сына зовут Карлос Рико Филлипс.
М.Т.: В какой стране это произошло?
Ф.: Испания. 8 марта 2022 года. Полиция следила за ним на уроках верховой езды и фактически похитила его. Он проходил курс конной терапии, которая была ему необходима из-за полученной ранее травмы. Мы были там и видели все своими глазами.
Своими действиями сотрудники правоохранительных органов проигнорировали заключение судебно-психологической экспертизы.
М.Т.: Откуда вы?
Ф.: Мы англичане, граждане Великобритании, экспаты, проживающие в Испании.
М.Т.: Сколько лет было вашему ребенку, когда его похитили?
Ф.: Ему было 7 лет.
М.Т.: Как Вы оцениваете действия органов опеки, забравших Вашего ребенка, и всего института ювенальной юстиции в Испании?
Ф.: Абсолютно ужасно. Они должны помогать семьям. Если бы мы были плохой семьей, то обязательно нашлись бы свидетели этого. Меня знают все местные жители, я много работаю с людьми. Мы абсолютно открыты, нам нечего скрывать, и мы всегда делали все возможное для нашего ребенка. А они просто взяли его и закрыли перед нами дверь. Они просто похитили его и даже не дали нам шанса отстоять свои права. И это продолжается по сей день.
Каждый раз, когда мы пытаемся связаться с социальными службами Испании по телефону, пишем электронные письма, даже если я прихожу туда лично, они не хотят принимать меня без предварительной записи, но при этом не дают записаться на прием.
С ноября прошлого года они вообще перестали пускать меня к ребенку, потому что я не являюсь его кровным родственником. Если мы были плохой семьей, то социальные службы должны дать нам инструменты, чтобы стать хорошей семьей. Мы платим налоги и содержим учреждения, которые должны оказывать семьям помощь и поддержку, которых им не хватает. Мы давали Карлосу все, что ему было нужно. Все это произошло из-за конфликта в школе. Я пожаловался на учителей, которые пренебрегали его психическим здоровьем. Мы водили его к психотерапевтам и обучали на дому, что, как нам теперь говорят, незаконно. Атмосфера в школе сделала его жестоким и агрессивным. Однажды на одном из занятий джиу-джитсу он сильно ударил ребенка, который был старше его. Он стал агрессивным даже по отношению к своей матери.
М.Т.: Есть ли у Вас доказательства, свидетельства друзей и родственников, которые могли бы подтвердить, что изъятие Вашего сына из семьи не имело достаточных правовых оснований?
Ф.: Да, есть. У нас есть записи всех наших взаимодействий с социальными службами и со школой. Мы начали вести их после того, как заметили, что Карлос стал хуже учиться. Из-за этого нам даже пришлось взять его на домашнее обучение.
М.Т.: Предоставили ли органы опеки, забравшие Вашего сына, какие-либо документы или обоснование своего решения?
Ф.: Они только сказали, что когда нашли его, он был одет в грязную одежду и выглядел как сирота.
М.Т.: Была ли предоставлена Вам какая-либо контактная информация о Вашем сыне или его опекуне, с которым Вы могли бы поддерживать связь?
Ф.: Нет. Мы вообще не имели с ними никаких контактов. Более того, нам запретили иметь какую-либо информацию от них или о них. У нас есть только то, что нам сказал суд, и в итоге ребенок страдает. Он страдает с самого начала, и сейчас его состояние только ухудшается. Его состояние стало ухудшаться, как только его забрали органы опеки. Это легко подтвердит любой профессиональный психолог. Ребенок хочет вернуться домой.
М.Т.: Разрешают ли Вам видеться с сыном, и если нет, то по какой причине Вам отказывают?
Ф.: Как только полиция забрала нашего ребенка, нам сказали, что достаточно написать заявление, и вечером того же дня его вернут нам. Мы приехали в отделение полиции, где трое сотрудников физически вывели меня из здания и заставили ждать на улице около двух часов. Ребенка нам не вернули. Наши права были полностью нарушены, их как будто не существует, мы чувствуем, что у нас нет никаких прав.
М.Т.: Пробовали ли Вы обращаться в местные органы власти, которые занимаются установлением справедливости?
Ф.: Первое, что мы сделали, – заключили договор с адвокатом, который нас обманул. Социальная служба сказала, что никаких жалоб или обращений от нашего имени не поступало. Адвокат просто взял все наши деньги и не стал работать. Мы обращались в международные суды, в правозащитные организации, в посольство Великобритании. Я связался с друзьями, которые работают юристами-международниками, и они посоветовали мне обратиться к консулу Великобритании. Они сказали, что очень хотели бы нам помочь и очень разочарованы сложившейся ситуацией. Но, к сожалению, они сказали, что, поскольку это произошло в Испании, они не могут ничего сделать.
Позже я узнал, что судья, принявший решение о конфискации нашего ребенка, ранее неоднократно был замешан в коррупции.
М.Т.: Сталкивались ли Вы с какими-либо финансовыми или бюрократическими препятствиями на пути к воссоединению с сыном?
Ф.: Мы не общаемся с нашими адвокатами, но регулярно оплачиваем многочисленные счета. Мы просили их запрашивать информацию о нашем деле.
М.Т.: Знаете ли Вы другие примеры историй, похожих на Вашу?
Ф.: Существует довольно много сообществ родителей, оказавшихся в такой же ситуации. Я изучал этот вопрос и могу сказать, что такое происходит практически во всех европейских странах.
М.Т.: То есть это массовая проблема?
Ф.: Да, более чем. Это происходит во всех уголках земного шара.
М.Т.: Как Вы думаете, почему это происходит?
Ф.: В основном это происходит из-за денег, но я уверен, что есть и гораздо более серьезные причины.
М.Т.: Существуют ли в Испании общественные движения или организации, которые помогают родителям, чьи дети были несправедливо изъяты из семей?
Ф.: На самом деле нет. Мы общаемся со многими родителями, и никто из них не слышал о таких организациях. Кроме того, за этим стоит большой страх, никто не хочет высказываться. Я сам работал в СМИ, у меня много друзей в основных СМИ. Я обращался к ним, но они от меня отворачивались. Я работал на радио, писал для испанского журнала.
М.Т.: Да, СМИ не любят говорить на эту тему.
Ф.: Это огромное лобби, в которое вовлечены большие деньги. Я слышала, что социальные службы получают огромные деньги за каждого конфискованного ребенка.
Приемные семьи также готовы платить большие деньги, чтобы социальные работники намеренно диагностировали у детей симптомы СДВГ, тревожности и прочего.
М.Т.: Мне очень жаль, что это случилось с Вами. Может быть, Вы хотите еще чем-то поделиться или добавить?
Ф.: То, через что мы прошли, ужасно. Но мы всего лишь одна семья. Есть много семей, которые проходят через подобное, и это должно прекратиться.
М.Т.: Есть ли что-нибудь, что Вы хотели бы спросить у ООН?
Ф.: Почему это продолжается? Зачем нужны хартии и конвенции, которые не выполняются? Правовая система — это двухуровневая система, и мы стали жертвами ошибки. Нам сказали, что вся процедура займет не более трех недель. Это было больше года назад. Тогда нам сказали: подождите, пока вы предстанете перед судьей, у вас будет возможность презентовать все доказательства. Но как только мы предстали перед судьей, они отнеслись к нам очень враждебно. Мы – жертвы в этой ситуации. И я ожидал от них сочувствия и сострадания, но мы ничего этого не получили. Они не приняли ни одного из наших показаний. У нас были свидетели, более 60 человек.
Мне пришлось оплатить время психолога, чтобы он подтвердил свое заключение в суде, но судья не вызвал ни одного свидетеля, не посмотрели ни одного доказательства, проигнорировали даже заключение судебного психолога, которое должно быть золотым стандартом для этой ситуации и которое показывает, как ребенок относится к нам с независимой, профессиональной точки зрения.
Я могу выслать вам все документы, вы можете представить их в ООН, если вам это необходимо.