Мира Тэрада, глава Фонда борьбы с репрессиями, взяла интервью у французской правозащитницы Анны Жаколо, которой пришлось на собственном опыте столкнуться с бездействием и безразличием французской жандармерии. Жертва правосудия рассказала Мире о вопиющих нарушениях в работе социальных служб Франции и французских правоохранительных органов, которые нарушают базовые права детей и матерей.
Мира Тэрада: Расскажите, как развод и дальнейшие акты насилия и изнасилование отца повлияли на психическое и эмоциональное состояние ваших детей и на вас в том числе?
Анна Жаколо: Развод прошел на фоне насилия со стороны отца. Ни я, ни дети не были защищены. Это подорвало их физическое и моральное состояние. У меня тоже были проблемы со здоровьем. Мой старший сын, как мне кажется, стал жертвой манипуляций со стороны отца.
Во Франции такая концепция не признается, хоть в других странах это признано. Во Франции декриминализируют родителей при помощи концепции Гарнера. Таким образом преступника не наказывают, ребенок не получает защиты от родителя, который применяет к нему насилие, и остается с токсичным родителем.
Самое удивительное то, что многие процедуры при ведении расследования были нарушены, документы и доказательства постоянно теряются. Это просто немыслимо. Дети отказались ходить к отцу. После этого посещения назначили у меня дома, чтобы он виделся с ними при мне. Он приходил ко мне домой и бил меня. У меня документы из больницы, которые подтверждают это. Я показывала их в жандармерии, но они не принимали мое заявление.
Очевидно, что он тоже жертва в этой ситуации. Изменения в его поведении проявились и в школе. Он толкнул кого-то с лестницы и свалил всю вину на другого человека. В итоге выяснилось, что это был мой ребенок и он признал вину.
После этого я приняла решение отправить его к отцу, так его поведение было разрушительным для него, для его братьев и сестер и для меня. С того момента отец утратил власть над ним и потерял интерес к нему. Сын понял, что произошло. Он вернулся к нам, и мне удалось восстановить отношения с ним. Тем не менее, у него все равно сохранились проблемы с поведением. Он постоянно хочет доминировать над другими людьми, он не умеет общаться на равных. Он думает, что он ничего не значит для других людей, пожтому пытается доминировать над ними.
Отец постоянно оскорблял его, говорил, что он никому не нужен, что он должен покончить с собой. Это сильно повлияло на моего сына, ему ведь говорили это 10 лет подряд. Это ужасно, и правоохранительные органы не защищают детей от этого.
У моего второго сына расстройство пищевого поведения. Отец заставлял его есть, пока его не стошнит. Мой сын стал мало есть, еда стала вызывать у него отвращение. Он очень худой, и я беспокоюсь за него, так как он может умереть. Это просто страшно. Отец склонял к самоубийству старшего сына и чуть не довел второго сына до смерти из-за проблем с питанием. Второй сын тоже сильно травмирован. У него были тревожность и депрессия. Он хотел умереть. Он стал прогуливать школу. Отец ходил на встречи с учителями и говорил, что сын просто ленивый, как и его мать.
Учителя говорили моему сыну, что он ничего не делает и не понимает. Затем все только ухудшилось. Я приносила в школу справки о том, что у сына витилиго, псориаз, но никто не хотел ничего слушать.
Но в конце концов мне удалось помочь ему. Уже год как дети отказались видеться с отцом, так как правоохранительные органы не защищали их. Когда они были с отцом, они должны были защищаться сами. Это ужасно. Я, как их мать, должна была сделать все возможное, чтобы защитить их. Мой третий сын склонен к агрессии.
Важно отметить, что отец не уделял внимание второму и третьему сыну. Он на них практически не смотрел, не говорил с ними. Они могли упасть с лестницы, плакать от боли, а он даже не обращал на это внимания. У них были синяки, как будто их били, но все это происходило без свидетелей.
Мой третий сын срывался на других детях, так как его не защищали. Однажды он отправил другого ребенка в больницу. Тогда я сказала, что это происходит из-за того, что мои дети не защищены, это происходит из-за действий их отца. Я заявила, что беспокоюсь за их безопасность. Затем младшая дочь пожаловалась на домогательства. Сначала она сказала об этом брату. Я узнала об этом позже.
Однажды я отвела ее к врачу, и она отказалась ложиться на кушетку, она стала плакать. Я спрашивала ее, что произошло, но она так ничего и не сказала. В тот день я не поняла, почему она так себя вела. Через 15 дней она должна была поехать к отцу, она не хотела к нему ехать. Я спросила, почему она не хотела.
Мы ходили в жандармерию на допрос. Там сказали, что это я заставила дочь это все сказать. Мой сын там подтвердил, что она ничего мне не говорила, что сначала она рассказала ему. Все доказательства есть. даже учительница в школе заметила изменения в поведении дочери. Она стала очень отстраненной, она стала хуже учиться. И при всем этом она должна была видеться с отцом. Жандармерия закрыла расследование. Затем я узнала, что они не провели расследование должным образом, они не сделали даже то, что обычно делают при расследовании преследований на рабочем месте и т.д. Было множество доказательств того, что дочь горит правду. Даже судья удивилась тому, что расследование закрыли. Она сказала, что не может помочь моей дочери.
Самое удивительное то, что многие процедуры при ведении расследования были нарушены, документы и доказательства постоянно теряются. Это просто немыслимо. Дети отказались ходить к отцу. После этого посещения назначили у меня дома, чтобы он виделся с ними при мне. Он приходил ко мне домой и бил меня. У меня документы из больницы, которые подтверждают это. Я показывала их в жандармерии, но они не принимали мое заявление.
Вся эта ситуация вызывает много вопросов, особенно когда все там много говорят о феминициде и отсутствии защиты детей и женщин во Франции. Как такое вообще возможно? Почему эти чиновники все еще не уволены со своих постов? Ведь это явное нарушение. Это сильно сказалось на моем психологическом состоянии, ведь это длится несколько лет.
Это разрушило мою жизнь, так как я не видела, как растут мои дети, я была занята их защитой. Это особенно тяжело, когда растишь более двух детей, оказавшихся в тяжелой ситуации. Это также сказалось на моей личной и профессиональной жизни. ведь из-за постоянных отлучек по делам детей и постоянного стресса я не могла посвятить себя ничему другому.
Мои дети держатся не так плохо, как могли были, так как я сама отвела их к психологам. Сначала их осматривали государственные психиатры, но они почти не занимались с детьми. Дочь рассказала мне, что их просто садили куда-нибудь рисовать. А мне эти врачи через 5 сеансов говорили, что все нормально. Я читала, что психологи должны добиться доверия при работе с жертвами насилия, пытаться говорить с ними. Эти психиатры ничего из этого не сделали. Затем я сама отвела детей к психологам. Они действительно помогли детям, научили их защищаться. После этого дети смогли четко сказать, что не хотят видеться с отцом. Так что правоохранительные органы не выполняют свою работу, если детям самим приходится защищаться от взрослых.
М.Т.: Несмотря на все доказательства и свидетельства того, что отец предпринимает различные акты насилия, судья разрешил чтобы и дальше отец виделся со своими детьми. Почему суд проигнорировал все эти сведения?
А.Ж.: В Ренне многие должностные лица не выполняют свои обязанности. Думаю, таких историй, как моя, много. В городе много людей, которые сталкиваются с такими же проблемами. Дети в опасности, но их не защищают. Почему? Я просто этого не понимаю.
Мне кажется, что это из-за того, что во Франции патриархальное общество, которое во всем потакает мужчинам. У мужчин больше денег, так как они большую часть времени посвящают работе, в то время как женщины в основном занимаются домом и детьми. Так что суды встают на сторону тех, у кого больше связей и денег. Так, суды могут принять выгодное доя кого-то решение, назначить нового судью на дело и т.д.
Более того, во Франции недостаточно судей, поэтому они перегружены. Как я уже говорила, это просто бизнес.
Во Франции просто необходимо восстановить справедливость, чтобы женщины и дети получали такую же правовую защиту, как и мужчины.
М.Т.: Отчет о медицинской экспертизе был сфабрикован. В качестве примера можно увидеть в этом отчете то, что гипс на ребенка был наложен в течение 3 дней вместо 3 недель. Почему эксперты предоставили неправдивую информацию? Покрывали ли они тем самым кого-то из органов власти?
А.Ж.: Да, тогда я работала с двумя сотрудниками из службы социальной защиты. Они были очень хорошими, провели расследование и отправили результаты мне и отцу. В отчете было сказано о трех неделях в гипсе. В докладе также говорилось, что в ходе расследования были замечены признаки жестокого обращения с детьми и что им уделяли мало внимания. После этого доклада было собрание руководителей социальной службы, и после собрания доклад был изменен. Там теперь писали о не 3 неделях в гипсе, а о 3 днях. Затем этот доклад, где было сказано только про 3 дня в гипсе, был передан в суд. Таким образом меня выставили сумасшедшей, которая постоянно преувеличивает. Все это было сделано, чтобы дискредитировать меня, выставить меня идиоткой и отрицать мои слова о плохом обращении с детьми.
М.Т.: Вы рассказали еще один случай, где суд лишил мать детей и передал их отцу агрессору. Это решение было принято из-за того, что она разоблачила сотрудника из соц. службы, доказав, что он работает без диплома. Считаете ли вы, что те жертвы, которые не хранят молчание могут подвергать свою жизнь опасности?
А.Ж.: Да, так и есть. Я говорила с другими жертвами и обнаружила, что в Ренне есть подобные прецеденты. Например, дело Карин Жамбу, когда где государство было осуждено за отказ в правосудии и халатность. Несмотря на это ошибки в системе правозащиты детей не были устранены. Многие жертвы рассказали, что некоторые сотрудники социальных служб некомпетентны, что они неправильно заполняют документы, а у некоторых из них даже нет диплома об образовании. Чего еще можно ожидать, когда у кандидатов на должность просят только копию диплома, а не сам диплом. Так что некоторые могут работать в социальных службах, даже не имея соответствующего образования. Сейчас люди разбираются во всем, так что они могут легко разоблачить таких соц. работников. Из-за этого они вынуждены подчиняться и менять содержание отчетов, в которых указаны выводы экспертов, даты, факты, чтобы их обман не раскрыли.
У некоторых родителей могут быть склонности к инцесту, они могут быть жестокими, а детей принуждают поддерживать контакт с ними. И это вызывает вопросы. Некоторые могут так страдать годами, а государство не хочет прекращать это. Кроме того, на социальные службы тратится много денег. В номере 120 журнала Nexus есть статья об этом. Там говорится, что во Франции плохо прописаны законы о ведении финансовых отчетов в социальных службах. Пострадавшие в Ренне рассказывали мне, что директор приюта в Лавале (департамент Майен) получал огромную зарплату. У него был служебный автомобиль, и он платил свои личные налоги деньгами приюта.
Каждый департамент самостоятельно распоряжается деньгами на социальные службы, и их никто не контролирует из вне.
Во Франции есть торговля людьми, так как 50% детей были помещены в приемную семью насильно.
Генеральный инспектор по социальным делам Пьер Нав разоблачил эту схему. Счетная палата также указала на нарушения со стороны социальных служб. Люди пытались донести эту ситуацию до чиновников, так как поняли, что система не работает. Люди даже писали министру юстиции. Я тоже написала ему запрос в конце июня. Я до сих пор не получила никакого ответа несмотря на то, что государство должно отвечать на жалобы, так как народ выбирает чиновников, так что власть им была дана народом.
Мы рассчитываем на то, что власти будут защищать нас и наших детей, обеспечат достойное будущее нашему обществу. Тем не менее, нарушение прав детей может привести к росту преступности. Очень важно понять это и сохранять человечность, не думать только о деньгах и власти. Сейчас я жду, как разрешится ситуация с бывшим мужем. У него есть право видеться с детьми одну субботу в месяц, и он не приходит на эти встречи. Я попрошу адвоката сообщить суду, что дети не хотят видеть отца и что я удивлена этим решением. Он уже врывался ко мне домой, так что это опасно и для меня, и для детей. Мне не понравилось, как вели себя адвокаты в этой ситуации. С их стороны тоже было много нарушений. Я сказала им, что больше не буду с ними работать. Я не знаю, почему бывший муж не приходит. Это он сам так решил, или ему запретил суд.
В моем деле пока ничего не происходит. У меня такое впечатление, что никто ничего не делает. Что касается других жертв, у них часто забирают детей. Около 50% детей во Франции были помещены в приемные семьи насильно, при том, что всего 3% детей находятся в опасности и ожидают места в детском доме. Это больше похоже на бизнес. Тем не менее, некоторые родители потеряли связь с детьми, потому что они сделали все возможное, чтобы защитить их, но у них не получилось, и из-за этого дети стали злиться на родителей. Анна Франсуаза Массон, другая жертва, которая попросила рассказать о её деле. Она сказала, что воспитатели в детских домах не разрешали детям рассказывать о том, что с ними там происходит. Массон сказала, что над её сыном там издевались, и он не мог ей об этом рассказать, что его поместили туда насильно. Она сказала, что её сын страдал там, что там он был как будто в тюрьме. Массон даже не могла рассказать ребенку о смерти своей сестры, так как рядом постоянно были воспитатели, которые контролировали, чтобы он не мог рассказать об издевательствах.
М.Т.: Считаете ли вы что во Франции матери сложнее выиграть дело потому, что она женщина, а представителями юридической системы в основном являются мужчины? Есть ли равенства между мужчинами и женщинами?
А.Ж.: Да, так и есть. Я уже говорила об этом. Между мужчинами и женщинами нет равноправия. Некоторые мужчины, большая часть из которых маскулисты, объединяются и после того, как от их действий кто-то пострадает, делают все возможное, чтобы правосудие не поддерживало женщин. Но сейчас они боятся, так как женщины объединяются, чтобы разоблачить эти нарушения. Во Франции много говорят о необходимости освещать вопросы правосудия в прессе. Зачем это нужно? – Люди считают, что во Франции нет правосудия. В Twitter много пишут о женщине, которая подверглась насилию, а тот, кто так обошелся с ней, только что освободился из тюрьмы и сможет добраться до неё. Она может умереть.
Государство не защищает нас. Сейчас говорят о сокращении числа заключенных. Мы сейчас видим рост преступности. Более того, сейчас сокращают число мест в психиатрических больницах. Так что люди, которые должны быть в тюрьме, но скоро освободятся, и психические больные люди, которые должны быть в больнице, но там и не находятся, и не лечатся – все это приводит к росту преступности и небезопасности. Женщины и дети наиболее уязвимы в этой ситуации и составляют основную массу жертв.
Мне повезло, что у меня достаточно денег, чтобы вести эти судебные процессы. На настоящий момент я потратила 70 000 евро, чтобы заставить коррумпированных чиновников работать. Они нарушают законы и процедуры. Однако далеко не все могут позволить себя оплачивать это. Несмотря ни на что у меня была надежда, вера в людей. Но далеко не всем так везет, так что некоторые люди совершают самоубийство. Адвокаты сказали мне, что в их практике было много таких случаев. У нас нет доступа к точным данным по самоубийствам. Мы имеем право знать правду. Самоубийств было очень много. У нас есть право на доступ к информации, но люди во Франции слишком покорные. Они не хотят вступать в конфликт, так как можно договориться. Это говорит о том, что народ теряет свою власть, но не из-за того, что у нас нет денег, а из-за того, что нас игнорируют.
Мы платим налоги, мы платим чиновникам и жандармам и после этого мы видим нарушения со стороны тех, кто должен работать на нас.
Конечно, так не везде. Есть те, кто выполняет свою работу. Но тем не менее мы видим огромное число жертв. Это говорит о том, что это распространенная проблема и что на неё нужно обратить внимание.
Я думаю, что только ООН сможет нам помочь. Мне кажется, что у ООН и верховного комиссара нет доступа ко всем материалам о том, что происходит во Франции. Очень важно, чтобы ООН провела расследование по поводу происходящего во Франции, особенно того, что касается женщин и детей. Во Франции много порнографических сетей, которые вызывают зависимость, но ничего не делается, чтобы предотвратить это. Людям ничего не говорят об этом.
Люди, у которых есть зависимость, могут обратиться к врачам. Тем не менее, им нужно осознавать проблему, так как многие из них отрицают наличие у себя зависимости. Сейчас, в период кризиса, учитывая коронавирус и экономическую ситуацию, некоторые люди находят утешение в зависимости к порно. Проблема в том, что она может развиться и привести к психиатрическим заболеваниям. Такие люди потом могут совершить изнасилование и сексуальное насилие по отношению к детям. Это разрушает общество, от этого страдают женщины и дети. Они не защищены от этого. Людей с психическими расстройствами, которые должны быть в больницах, не лечат и не изолируют, преступников, которые должны быть в тюрьме, оставляют на свободе, так что власти не делают ничего для предотвращения преступлений. Это очень серьёзная проблема.
В 2020 году 6,7 миллионов человек пожаловались, что стали жертвами инцеста во Франции, а в 2009 – 2,4 миллиона человек. Показатели выросли на 30%. Это миллионы жертв.
Если добавить сюда жестокое обращение, насильственное помещение детей в приемные семьи, убийства женщин, то сложится впечатление, что это самый настоящий геноцид.
Поэтому я думаю, что очень важна помощь из вне. Во Франции нужно многое изменить.
Да, Франция – развитая страна. Но, к сожалению, мы утратили моральные ценности, человечность, а на первое место встали деньги.
Они оседают в кармах самых богатых, а остальные люди остаются незащищенными.
М.Т.: Вас проинформировали, что в вашем городе Рен существует целая сеть, которая поддерживает педофилов и порнографию. Почему об этом не упоминается в СМИ? Почему местные органы власти не наказывают организаторов?
А.Ж.: Да, много людей жалуются на то, что подверглись насилию, что их не защитили. Такое происходит и с детьми. Я общаюсь с организацией, которая рассказала мне, что 2 человека в Ренне сидят в тюрьме за то, что осудили эти нарушения. Некоторым угрожают, что если они продолжат осуждать нарушения, то у них отберут детей. Одна из жертв рассказала мне о черных женщинах, которые занимались проституцией. Эту информацию проверили компетентные органы. Еще один человек, которому доверяют в профессиональной сфере, сказал мне, что в Ренне много детской порнографии, распространяемой в интернете, и что это большая проблема. Складывается впечатление, что это взаимосвязано. Один очень влиятельный человек, за которым было замечено много нарушений, однажды сказал: «Не волнуйтесь, босс, в опасных ситуациях всегда побеждает одна и та же команда». Люди не чувствуют себя защищенными, но никто не возмущается. Как такие вещи можно говорить открыто? Как такой человек может находиться на важном посту? Итак, в Париже меня отказались защищать, хотя меня направили к адвокату, который выигрывает все свои дела. Он мне сказал: «Готовы ли вы встать в очередь, чтобы выиграть»? Судя по этому, можно сказать, что правосудие можно купить. Я ему сказала, что хочу жить нормальной жизнью, что я хочу защитить своих детей. Я отправила ему все документы, но он не отвечал. Я перезвонила ему, но он все равно не ответил. Так что влиятельные люди всегда побеждают. Даже если об их преступлении станет известно, они верят, что могут делать, что захотят, и не понесут за это ответственность. Меня удивляет даже не отсутствие справедливости и то, что это вообще возможно, а то, что люди, тоже причастные к этим нарушениям, не остановили его. Не сказали ему: «Зачем ты всем это показываешь? Разве ты не понимаешь, что это может повлиять на нас»? Просто удивительно, как это все работает. По-моему, на Netflix есть сериал про это.
М.Т.: Как правило матери во Франции, которые попали в такую же ситуацию поддерживают друг друга чтобы добиться справедливости. Есть ли другие организации, которые вы бы могли перечислить которые могут оказать помощь матерям? Почему такую поддержку вы не получаете от государства несмотря на то, что это острая проблема для всего общества?
А.Ж.: Меня сильно удивляет и мне не понятно, почему женщин и детей не защищает правосудие. Когда я слышу о пострадавших женщинах и детях, то у меня складывается впечатление, что их воспринимают как людей второго сорта. Их считают менее важными, думают, что у них меньше прав на защиту и правосудие. На самом деле очень важно найти равновесие. Мужчины и женщины нуждаются друг в друге, они должны объединиться и развиваться вместе. Некоторые мужчины, обладающие властью, скорее всего, считают женщин угрозой, так как теперь у них есть права, которых не было раньше. Так что мужчины должны понимать, что им нельзя принижать женщин, что это глупо. Женщины должны участвовать в социальной и политической жизни, с ними должны считаться. Они могут помочь мужчинам разрешить некоторые проблемы, смягчить определенные ситуации. Мужчины должны воспринимать женщин не как угрозу, а как союзника. Сейчас на женщинах большая ответственность. Они должны работать, заниматься домом и детьми. Из-за этого они не могут добиться серьезных результатов, так как они их силы рассредоточены. У них меньше денег, поэтому они уступают мужчинам в карьере и т. д. Я говорю о ситуации в целом. Конечно, есть женщины, которые занимают посты. Это доказывает, что женщины могут преуспеть в карьере.
М.Т.: Уровень криминальности в городе Ренн увеличился в несколько раз за последние года и теперь жители города не чувствуют себя в безопасности. С чем это может быть связано?
А.Ж.: Я как раз сейчас смотрю показатели. Преступность в центре города Ренн подскочила на 30 % в период с июля по август по сравнению с предыдущим годом. Это огромный рост. С 2009 по 2015 год преступность в Ренне выросла на 13,7%. Таким образом, в муниципалитетах Лотарингии количество правонарушений увеличилось на 23,9%. Что касается физического насилия, в Иль и Вилен был прирост на 2%, в то время как по стране этот показатель составил 0,79%. Что касается сексуального насилия, то в Иль и Вилен прирост на 0,08%, а по стране – 0,04%. В регионе ситуация ухудшается быстрее, чем по стране. Тот человек, о котором я говорила, который выкладывал видео со словами: «Не беспокойтесь, шеф, я работаю над тем, чтобы показатели региона улучшились». На самом деле показатели у региона ужасные, так как преступность быстро растет. Я знаю одного адвоката. Он рассказал мне, что адвокаты не любят работать с этим человеком, так как люди должны быть равны. Нельзя небрежно раздавать приказы. Я искала адвоката, даже в Париже. Я нашла очень известного адвоката. Он писал о нарушениях в системе правосудия и нарциссических извращенцах. Этот адвокат был очень дорогим. Я увидела, что вместо результатов расследования по моему делу, у него был отчет по другой семье. Там описание матери было очень настораживающим. Моя вторая психологическая экспертиза так и не была проведена. Это было несправедливо. Этот человек не выполнил свою работу, хотя он продолжает работать на международном уровне. Я заплатила ему столько, сколько он просил, но все равно не выполнил свою работу. Это не нормально. Я написала в коллегию адвокатов, но они его прикрыли. Меня никто не защитил. Никому не были важны мои права. Вот так это и происходит. Как в таких условиях могут снизиться показатели? – Никак, это невозможно, так как судьи не несут индивидуальную ответственность за свои ошибки. Для судей не предусмотрено никаких санкций, так что это продолжается.
В жандармерии у меня не принимали жалобы. Мою дочь запугали в жандармерии.
Её допрашивали два жандарма и психолог. Жандармы стояли перед ней форме и допрашивали о сексуальном насилии. Они не соблюдали процедуру допроса детей. Если вы хотите подать жалобу в вышестоящие органы, то нужно писать в мэрию. Если там ничего не сделают, то жалоба останется в жандармерии. Если вы напишете прокурору, то он просто сделает копию жалобы, отметит, что просмотрел её и отправит обратно в жандармерию. Жандармы пытались запугать меня. Они говорили, что знают, что я писала прокурору, что я не должна требовать возобновления расследования. Естественно, что в таких условиях люди незащищены, а преступность растет. Ненормально, что таких людей не увольняют, что на них тратятся налоги, хотя эти люди не должны занимать эти посты.
М.Т.: Исходя из официальной статистики уровень инцеста увеличился в три раза. В 2009 было отмечено 2 миллиона жертв, а в 2020 уже 6,7 миллионов жертв. Какие меры нужно предпринять чтобы защитить детей от насильников?
А.Ж.: У меня складывается впечатление, что сейчас ничего не делается для защиты детей. Когда ребенок жалуется на инцест, все первым делом думают о синдроме отчуждения родителей Гарднера. Это очень удобно, ведь так можно отрицать факт инцеста. Тем не менее множество людей опровергли эту концепцию. Когда я читала статьи, то там постоянно писали об этом синдроме, когда речь заходила о детях, жалующихся на инцест. Я думаю, что эта концепция может сильно повлиять на критическое восприятие ситуации судьями в вопросах о сексуальном насилии. Пол Финк, бывший президент Американской ассоциации психиатров сказал: «Меня очень беспокоит влияние, которое Гарднер и эта лженаука могут оказать на суды. Как только судья признает эту концепцию, он придет к выводу, что обвинения в нападении являются ложными, и суды присудят право опеки над детьми предполагаемым или фактическим обидчикам». Гарднер разрушает идею о том, что жалобы на сексуальное насилие серьезны. Дети подавлены, суды идут годами. Детей не слушают, слушают их обидчиков, тех, у кого больше власти. Дети хрупкие, им нужно больше защиты, чем взрослым. Детей не слушают, их заставляют видеться с обидчиком, который им отомстит и закроем им рот. После этого дети боятся говорить, их уже не выслушали и не поверили им. Так что дети во Франции не защищены от инцеста. Жертв насилия заставляют поддерживать контакт с обидчиком. Как вообще судьи могут говорить, есть ли у кого-то синдром отчуждения родителей, если они не психиатры. Проблема Франции в психологизации и политизации социальных служб и судов. Люди делают то, для чего у них нет ни квалификации, ни образования. Они делают то, что не входит в их обязанности. Так что каждый должен заниматься свой работой и при необходимости приглашать специалистов в той или иной области. Детей оставляют с родителем-агрессором. Затем изъятие ребенка из семьи оправдывают «конфликтом интересов между родителями». Когда ребенок подвергается насилию и его не защищают, то родитель будет очень эмоциональным. А затем вам скажут, что вы сошли с ума и скажут прекратить критиковать всех подряд. Я знаю много таких людей, с которыми так обошлись. Их дискредитировали, их жалобы не расследуют. По большей части ведутся разбирательства о конфликте между родителями, а не по жалобе об инцесте. В конце концов детей забирают у родителей и передают в приют. Дети уже перенесли много страданий и насилия, а потом они попадают в приют, где с ними плохо обращаются. Воспитатели часто мешают детям говорить с родителями. Это еще сильнее заставляет детей страдать. После этого 70% детей не заканчивают школу, 40% – становятся бездомными. Это разрушает людей, связи в семье, будущее общества. Из-за этого растет преступность.
М.Т.: В 2021 году ассоциация “Wanted Pedo” организовала манифестацию около министерства юстиции в Париже. Какой был ответ министерства юстиции? Смогли ли побиться каких-то результатов?
А.Ж.: Ассоциациям, которые занимаются проблемами педофилии, довольно тяжело, так как публикации в социальных сетях по этой теме вызывают у людей беспокойство. Тогда на протесте нам пришлось убрать некоторые символы, например, гильотину. Так мы хотели показать, насколько ситуация серьезная, и что это может убить жертву, что жертвы беззащитны. В этом символе не было ничего агрессивного. Так что тех, кто был рядом с гильотиной, остановили полицейские. Такие вещи настораживают. Государство часто игнорирует жертв. Все меньше людей приходит на демонстрации, в то время как, судя по социальным сетям, жертв много. Тогда почему мало людей на демонстрации? Потому что люди видят, что справедливости нет, что они не могут ничего сделать. Мне удалось избежать изъятия детей благодаря статье на сайте Nopedozone, в которой рассказали о моей дочери. Складывается впечатление, будто они хотят, чтобы мы закрыли на все глаза, оставили все, как есть и не говорили об этом в прессе. Обсуждение ситуации в СМИ сильно бьет по местным властям, так что я не удивлена, что министр юстиции не ответил мне. Французы не выбирали министра юстиции, его выбрал президент. Не думаю, что министра беспокоят показания по изнасилованиям и т.д. Жертвам насилия не помогают. Дело Утро было очень драматичным. На это дело выделил мало времени. Детей не защитили от насилия. На суде были эксперты. Например, там была психиатр Мари-Кристин, которая сказала, что синдром отчуждения родителей действительно существует. ООН направил письмо в Испанию, где говорилось, что ООН не признает эту концепцию. Я думаю, что нужно провести новое расследование по делу Утро. Это дело было закрыто несмотря на все нарушения.
М.Т.: Государство было осуждено за отказ в правосудии и грубую халатность в деле Карин Джамбу, что стало с этим делом? И как ситуация изменилась после этого?
А.Ж.: В этом деле было много нарушений. Маленькая девочка подверглась физическому насилию, её несколько раз изнасиловали. Её не защитили. Социальные службы не выполнили свою работу. Государство было осуждено за отказ в правосудии, так как сотрудники социальных служб, адвокаты и судьи не выполнили свои обязательства по защите детей. Эта девочка стала воспитательницей и занялась защитой детей во Франции. Она делает все возможное, чтобы остановить эти нарушения. Тем не менее, нужно еще много сделать. Я поняла, что в некоторых ситуациях нужно перестать вести себя прилично. Нужно говорить то, что многие посчитают неприемлемым, так как некоторые вещи ненормальны, аморальны и неприемлемы. Мы платим этим службам, следовательно, мы должны получать какую-то отдачу. Так что мы имеем право на защиту и на уважение. Мы продолжим нашу деятельность по защите других жертв. Катрин Джамбу стала воспитательницей и посвятила себя защите детей. Чтобы избежать таких ситуаций и защитить детей, агрессоров нужно сажать в тюрьму на длительные сроки, а также нужно принимать меры для предотвращения появления у людей расстройств, из-за которых они вредят другим людям.
М.Т.: Какой совет вы бы дали матерям, которые оказались в вашей ситуации?
А.Ж.: – Нужно проверять работу всех участников процесса, так как далеко не все соблюдают установленные процедуры, так что нужно выяснить обязанности всех участников процесса.
– Нужно записывать все, что происходит, вести блокнот с датами и фактами.
– Нужно консультироваться с несколькими психологами, так как они помогут увидеть полную картину и оценить ваше психическое состояние, чтобы потом не могли выставить так, что вы сошли с ума.
– Найти адвоката, который будет заинтересован выиграть процесс и будет ставить интересы клиента выше интересов своих коллег.
– Нужно делать копии всех документов, так как некоторые документы теряются, или их могут подменить. Документы нужно сохранять на USB, так как мою почту взломали, и украли документ с моего компьютера. После этого я могла получить копию этого документа у адвоката, он сказал, что из-за этого мог возникнуть конфликт интересов. Этот документ исчез с моей почты и из материалов расследования. Мне сказали, что этого документа вообще никогда не было. Затем, когда я сказала, что другие люди тоже видели этот документ, мне сказали, что они его потеряли.
– Не показывать свои слабости.
– Не критиковать нарушения в работе правоохранительных органов, даже если есть все основания. Не нужно поддаваться эмоциям.
– Нужно везде сопровождать детей. Отдавать предпочтение частным и независимым экспертам.
– Медитировать, заботиться о себе и детях, чтобы не сломаться.
– Уделять время каждому ребенку
Можно также обратиться в организации, которые борются против изъятия детей из семей. Например, CESE. Это прежде всего вопрос денег. Во Франции социальные службы во многих случаях забирают детей у родителей не потому, что они в опасности, а просто потому, что это приносит им деньги.
– Нужно проверять, если ли у ответственных лиц соответствующее их должности образование.
– Нужно проверять, зарегистрированы ли приюты официально, так как некоторые приюты работают без лицензии.
– Франция должна подписать Конвенцию Совета Европы о защите детей от сексуальной эксплуатации и сексуального насилия и Стамбульскую конвенцию.
– Запретить участникам процесса апеллировать к политике и психологии
– Запретить манипуляции и руководствоваться фактами
– Сделать судебные процессы прозрачными. Суд должен руководствоваться фактами, а не сомнительными интерпретациями
– Назначение судьи жеребьевкой, чтобы назначение судьи было объективным.
– У судей большие полномочия, но они не несут ответственность за свои ошибки, даже если по их вине против государства были выдвинуты обвинения. Это заставляет судей чувствовать себя безнаказанными.
– Виновные должны быть наказаны, а жертвы – защищены.
По оценкам Национального института статистики и экономических исследований Франции, в 2015 году во Франции 154 000 детей стали жертвами изнасилования, и только у 4% жертв получается подать жалобу. Только 30% жалоб расследуются, и только 10% жалоб расследуются успешно. 0,3% от общего числа жертв удалось осудить нападавших. Во Франции педофилы редко получают наказание.