Мира Тэрада, глава Фонда борьбы с репрессиями, взяла интервью у Анны Плахта, гражданки Польши, которая столкнулась с произволом социальных служб в Великобритании, изъявших ее 9-месячного сына. Правозащитница выяснила обстоятельства запутанного дела, узнала о махинациях с документами, позволяющими Великобритании лишать родителей прав на детей, и о том, как местные власти обманывали и лишали женщину ее законных прав.
Мира Тэрада: Как зовут вас и ребенка, которого у вас забрали?
Анна Плахта: Меня зовут Анна Плахта. Моего сына зовут Антони Джордж Плахта.
М.Т.: Сколько лет было вам и вашему ребенку, когда его забрали?
А.П.: Мне тогда было 40 лет, а сыну только 9 месяцев. Он был на грудном вскармливании. В основном я сцеживала молоко. Одним из обвинений было то, что я якобы не знаю, как кормить ребенка грудью. Многие женщины даже не пытаются кормить своих детей молоком. Я же каждые четыре часа сцеживала молоко и кормила сына.
М.Т.: Опишите, пожалуйста, обстоятельства, при которых у вас забрали ребенка.
А.П.: Моему сыну было 9 месяцев, и он уже пытался научиться стоять. Он пытался вставать в своей кроватке и иногда падал и бился головой о её бортики. Как только это происходило, я доставала его из кроватки и держала рядом с собой. Я постоянно следила за ним, но как только отворачивалась, он все равно время от времени падал. 13 мая мой муж, с которым мы сейчас разводимся, заметил гематому на голове сына. Мы сразу же поехали в больницу. Врачи сказали, что с ребенком все в порядке, но сделали несколько его фотографий. Тут я поняла, что что-то не так.
М.Т.: Как вы оцениваете действия органов опеки, забравших вашего ребенка, и всего института ювенальной юстиции в вашей стране? Вы полячка?
А.П.: Да. Я живу в Великобритании из-за моей работы. Вся моя семья в Польше. Я вышла замуж в Польше. В Великобританию я приехала только чтобы заработать на покупку жилья в Польше. Самое ужасное, что за месяц или два назад я уже хотела брать ипотеку и возвращаться в Польшу.
М.Т.: Расскажите, пожалуйста, что произошло?
А.П.: В тот же день, то есть 13 мая, они вызвали полицию. Мне сказали, что у сына не было перелома черепа. Это бред. Я провожу с ним 24 часа в сутки. Как бы я могла не заметить у него перелом, ведь это боль и большой стресс для ребенка. Когда он падал, он плакал. Я брала его на руки, целовала и говорила, что все будет в порядке. Он успокаивался. Поэтому я не поверила, что у него был перелом.
Врачи сфотографировали его, вызвали полицию и сказали, что сын должен остаться в больнице для проверки зрения и осмотра у педиатра.
Я не понимала, зачем нужны эти проверки. Если, по словам врачей, у сына не было перелома черепа, и следовательно, повреждений мозга, зачем проверять его зрение? В понедельник или вторник врачи сказали, что рентген выявил перелом, но сам снимок они так и не предоставили. В течение года, с тех пор как его забрали, все врачи говорили мне, что у сына был перелом, но я не верю в это. В больнице ему не дали даже парацетамол. Нас закрыли в какой-то комнате. Мне сказали, что я могу выйти из больницы, но без сына. Они не следили за его состоянием. За весь день, что мы просидели в той комнате, сына осмотрели только 4 раза. Не так должны вести себя врачи по отношению к девятимесячному пациенту с переломом черепа. Я уверена, что у сына не было перелома.
М.Т.: Есть ли у вас доказательства, свидетельские показания ваших друзей или родственников, которые могли бы подтвердить, что изъятие вашего ребенка не имело достаточных правовых оснований?
А.П.: В моей семье нет адвокатов или других людей, которые могли бы помочь в этой ситуации. Я не знала, какие у меня права и к кому я могу обратиться за помощью. Я сменила нескольких адвокатов. Я разговаривала с другими матерями, обращалась в религиозные организации, но никто мне не помог, пока я не встретила Иоанну (Пахвицевич).
М.Т.: Предоставили ли органы опеки, люди, забравшие вашего ребенка, какие-либо документы для обоснования своего решения?
А.П.: Нет. Ко мне домой приходил социальный работник и дал мне на подпись только одну бумагу. Позже я узнала, что я якобы подписала целый пакет документов. Я была в шоке. Самым ужасным было то, что мне не давали материалы дела. В течение нескольких месяцев я пыталась получить их, но так ничего и не добилась. Все изменилось, когда один англичанин помог мне. Он помог мне подать несколько официальных жалоб, после которых мой адвокат отказался от работы со мной, и мне назначили нового адвоката. Тот англичанин не юрист, но он знал, насколько жестоким государство может быть по отношению к женщинам. Новый адвокат специализировался на международном праве, но даже он не сказал мне, что я могу запросить материалы дела через польский суд. Я не знала, что имею на это право. Я думала, что такое возможно только при похищении детей. Посольство Польши тоже не рассказало мне о возможности получения этих материалов через польский суд. В итоге мне предоставили эти документы, но в них не было рентгеновского снимка, который доказал бы наличие перелома у моего сына. Получается, что у этих некомпетентных людей было право забрать моего сына без доказательств. Я точно знаю, что у него не было перелома.
М.Т.: Вы знаете, что было в документах, которые дали вам на подпись?
А.П.: Я не знаю, что там было.
В полиции мне сказали, что я подписала бумаги и отказалась от родительских прав в пользу государства. Я ни разу не видела эти документы.
Я видела только ту бумагу, которую мне подсунули на подпись.
М.Т.: Получается, они обманули вас, чтобы получить вашу подпись?
А.П.: Да.
М.Т.: Они не давали вам копии документов?
А.П.: Нет.
М.Т.: Дали ли вам контакты нового опекуна вашего сына, чтобы вы могли поддерживать с ним связь? Ваш сын находится под опекой социальных служб или его усыновила приемная семья?
А.П.: Да. У него был опекун. Ко мне домой приходила женщина и задавала мне несколько вопросов. Я жаловалась в социальные службы, что у моего сына не было хорошей одежды. После этого я передала для него много вещей, а новые опекуны даже не надевали на него куртку в ноябре. Из-за этого он болел 3 недели. А еще у него были синяки на ногах. Он не мог самостоятельно так пораниться. Более вероятно, что его били.
Я сообщала в социальные службы Великобритании и адвокатам о том, что моего сына избивают в приемной семье, но они не воспринимали мои жалобы всерьез.
М.Т.: Вы сказали, что у вашего сына были синяки на ногах. Вам разрешили увидеться с ним?
А.П.: Мне разрешили видеться с ним три раза в неделю в контакт-центре. Он находится очень далеко от моего дома. У меня нет машины, и на дорогу в обе стороны я тратила около 4 часов на автобусе. Это было несправедливо по отношению ко мне. Иоанна рассказала, что меня как мать, кормящую ребенка, должны были отправить в специальное учреждение вместе с ребенком и я должны была находиться под наблюдением. Я не знала, что у меня есть такое право. У меня просто забрали ребенка. Потом его отправили к бывшему мужу. Я узнала, что могла видеться с сыном под его присмотром.
Социальные службы сказали моему бывшему мужу уходить, как только увидит меня на улице, и вызвать полицию, если я попытаюсь подойти к сыну.
Я спросила у местных властей, может ли сын остаться под присмотром моей матери и брата, если они приедут, но и в этом мне отказали, хотя у меня было на это право. Они врали мне постоянно. Все, что они сделали, было насилием по отношению ко мне и моему сыну.
М.Т.: Помимо местных государственных органов, которые вершат правосудие, обращались ли вы в какие-либо международные суды или правозащитные организации?
А.П.: Я пыталась связаться со всеми, с кем могла связаться. Я даже писала депутату из моего родного города. Мы с ней учились в одной школе. Она мне не ответила. Я обращались в польский суд, я сидела там целыми днями, чтобы узнать, возьмут они мое дело или нет. У меня был крайний срок, до которого я должна была сообщить решение польского суда британским судьям.
Я пыталась обращаться в различные организации, но мне никто не ответил. Я осталась совершенно одна.
Мне помог только один англичанин, но он не юрист и не знает, что делать в таких ситуациях.
М.Т.: Сталкивались ли вы с какими-либо финансовыми или бюрократическими трудностями на пути к возвращению сына? Нужно ли вам было платить много денег или собирать огромное количество документов? Препятствовали ли вам в возвращении сына таким образом?
А.П.: Целый год я не могла работать, так как мне запретили нанять няню. Пока Антони был у меня, я сидела с ним дома, а муж работал. Потом муж ушел и оставил меня без денег. Мой брат до сих пор обеспечивает меня. Я даже не знаю, в какие органы обратиться, чтобы получить материальную помощь. У меня еще остался кредит за учебу. Мне звонят и требуют, чтобы я вышла на работу. Я сейчас борюсь за своего сына, и деньги – последнее, о чем я буду думать.
М.Т.: Они делают все возможное, чтобы оставить вас без денег и тем самым доказать, что решение забрать у вас ребенка было правильным.
Месяц или два назад мои знакомы в качестве подарка оплатили мои налоги. В случае их невыплаты вас могут выселить из вашего дома. Так что совсем недавно я чуть не стала бездомной.
М.Т.: Похоже, что у них есть какой-то протокол. Я говорила со многими женщинами. Они рассказывали, что после изъятия ребенка они тратили все силы на его возвращение. Из-за этого они лишались работы. После этого социальные службы говорили, что изъятие ребенка было верным решением, так как у его матери нет средств на его содержание.
А.П.: Да. Мне говорили устроиться на работу. Как бы я работала, если адвокаты говорили мне то ходить на какие-то курсы, то к психологу, то еще куда-то.
Адвокаты специально давали мне плохие советы, чтобы лишить меня всего: моего ребенка, работы, дома.
Еще они постоянно говорят, что я сумасшедшая, что со мной что-то не так. Я знаю, что со мной все в порядке. Они заставляют меня ходить на различные курсы. Один из них был о том, как показывать ребенку мои эмоции. Я сама знаю, как это нужно делать.
М.Т.: Знаете ли вы какие-либо другие примеры историй, подобных вашей или какие-либо общественные движения или организации, которые помогают родителям, чьи дети были изъяты?
А.П.: Нет, я не знаю никаких организаций. На встречах с сыном в контактном центре было правило, что родители должны улыбаться и вести себя будто все нормально, хотя это далеко не так. Я пыталась связаться с другими родителями, оказавшимися в такой же ситуации, и услышала очень печальную историю. У женщины из Бангладеша забрали двоих дочерей через 7 месяцев после прибытия в Великобританию. Её бил муж, и ей посоветовали подать на него жалобу в полицию. Она подала заявление, и у неё просто забрали дочерей. Сейчас мы с этой женщиной не общаемся. Все боятся сказать что-то лишнее. Я поняла, что единственный шанс вернуть сына – это найти кого-то, у кого больше информации чем у меня. Именно поэтому я искала другие семьи и организации. Я сделаю все возможное, чтобы вернуть сына.