Мира Тэрада, глава Фонда борьбы с репрессиями, взяла интервью у Светланы Пикты, которая прожила на Украине более 20 лет, но вынуждена была уехать после того, как стала жертвой преследований со стороны СБУ и нацистской группировки С14. Пикта рассказала главе Фонда о личном опыте столкновения с русофобией в Киеве, кто и зачем финансирует националистические организации на Украине и как избавиться от беззакония со стороны ЕС и США.
Мира Тэрада: Здравствуйте, Светлана. Расскажите, пожалуйста, как вы пострадали от военных правонарушений со стороны Украины?
С.П.: Я бы не сказала, что это военные правонарушения, потому что это была, так скажем, планомерная травля со стороны, во-первых, украинских СМИ, во-вторых, СБУ. И уже напоследок, когда эти две структуры ничего с нами не смогли сделать, на нас просто направили неонацистской формирование -молодежное крыло партии «Свобода» (С14), Травля продолжалась полгода. Началась она из-за того, что я публиковала в вайбере в закрытой группе класса старшего сына, знаете, есть такие родительские чаты, в этом чате я опубликовала в ответ на призыв сдавать вещи на АТО на востоке Украины, это было в Киеве, я опубликовала памятник погибшим детям Донбасса. Собственно, это сдетонировало очень сильно, и началась травля планомерно. Сначала волонтер АТО, которая присутствовала, к несчастью, в этом чате, написала на нас заявление в СБУ. СБУ ответила, причем через СМИ украинские, что состава преступления в этой публикации нет, потому что это реальный памятник. Мы знаем прекрасно, с какой стороны погибли дети, и даже СБУ нечего было мне предъявить. Кроме того, начались преследования со стороны проукраинских СМИ. Это был Пятый канал Порошенко и так далее. Они пытались, так скажем, развести нас на какие-то более провокативные признания, чтобы мы открыли свою точку зрения и невольно на себя подставили под статью «Измена родине» или еще что-нибудь в этом роде. Я соглашалась на все интервью, вела себя крайне корректно, и в этом смысле ничего они не смогли мне предъявить. СБУ пришла на работу к мужу, попыталась надавить на начальство с тем, чтобы его уволили. Но дело в том, что мой муж – физик-радиационщик. Это очень редкая профессия, и требует больших знаний. И резонно начальство ответило СБУ: «А кто будет вместо него работать»? Потому что работа его была крайне важная, в частности, для Чернобыльской атомной станции в то время. И под конец, когда СБУ попыталась нас вызвать в пятницу вечером зачем-то в 21.00 или в 20:00 к себе без всякой повестки, мы ответили отказом и пожаловались правозащитникам различных стран, в том числе российским. Откликнулась на тот момент бывший министр юстиции Елена Лукаш. Она сама позвонила этому СБУшнику, который пытался вызвать нас таким образом. Мы знаем просто эти истории, когда в пятницу вечером вас приглашают, до понедельника задерживают, до понедельника из вас выбивают признания и потом 5-6 лет, допустим, как Женя Мефёдов, проводишь в СИЗО просто так. К счастью, эту беду от нас отвела Елена Лукаш. Она помогла нам справиться с этой провокацией. И после этого уже от бессилия на нас направили членов этой радикальной группировки, которые были замешаны в деле убийства Бузины, с очевидной целью запугать нас и выдавить из страны. Сначала пришло три человека. Они предъявили корочки Национальной полиции консьержке. В Киеве часто в домах есть консьержки, как в России.
М.Т.: Вы в Киеве жили?
С.П.: Да. Эти три человека хотели подняться ко мне в квартиру, но наткнулись на то, что у нас там бронированные двери, и им было довольно тяжело с ней справиться. Через некоторое время они пришли уже в составе 19 человек, устроили акцию под моим домом. В этот момент я была беременна двойняшками на 6 месяце. Это, конечно, все отражалось на мне крайне плохо. Потом они встречали мужа после работы и сказали ему открытым текстом, что у вас 6 дней, чтобы уехать. Конечно, ни о каких 6 днях мы не могли не думать, потому что я бы просто в дороге родила. Это было не непосильно для нас. Мы стали пытаться переехать в Россию. Началась длинная тягомотина с документами, с попыткой получить РВП, с попыткой хоть каким-то образом легально приехать в Россию через консульство в Украине, которое тогда еще работало. Два года мы жили в таком подвешенном состоянии. Через полгода мы уже покинули Украину, но потом еще долго пытались легализоваться в России, уже на данный момент получили все гражданство я, муж и наши пятеро детей.
М.Т.: Конфликт, развязанный Украиной на Донбассе, как-то отразился на вашей жизни, на жизнях ваших родных, близких? И повлиял ли он на жизненные планы? Есть ли вообще связь этого конфликта с событиями, которые произошли с вами в Киеве?
С.П.: Безусловно.
Киев начал карательную операцию в отношении своих же граждан, когда еще Донецк был частью Украины.
Мы все знаем, с чего начались эти формирования, на что был ответом референдум. Мы также прекрасно знаем, кто первым послал туда танки. Любой желающий может найти эти видео в интернете, как люди пытаются поначалу руками голыми остановить эти танки, которые пришли их убеждать в неправильности выбора и неправильного мышления. Кроме того, в Донецке у меня жили родители, которые на момент начала карательной операции Киева вынуждены были покинуть Донецк и уехать в Россию, просто чтобы переехать в более тихое место. Они у меня пенсионеры. В Донецке у меня было много друзей, и недоумевали люди, почему Киев так с ними обошелся. Там были люди разных взглядов, которые пострадали одинаково. То есть это было очень жестоко и беспрецедентно цинично. И самое интересно, что 8 лет я не могла ответить на вопрос этим людям, которых я знала, почему до сих пор никто их не защитил. Когда уже в качестве корреспондента приехала туда, я не могла им просто в глаза смотреть. Это было осенью 2021 года, буквально накануне этой спецоперации. Они спрашивали: «Почему Россия нас не защищает»? Я не могла ответить на этот вопрос. Я видела, что это наши бабушки наши дети, русские, наши люди, которые остались в таком чудовищном положении, когда их уничтожают на наших глазах, а мы просто стоим смотрим. Для меня как было очень тяжелое впечатление. Многим людям пришлось определиться в тот момент, и мне в том числе, и я определилась.
М.Т.: Вы и ранее были журналистом, или, уже приехав, переехав в Россию, вы стали корреспондентом?
С.П.: Нет, в Киеве я не могла заниматься журналистикой, потому что у меня не было возможности транслировать свои взгляды в Киеве, только на уровне блогов. Я закончила Институт театра, кино и телевидения. То есть, в принципе я работаю по профессии сейчас, но тогда я не могла заниматься журналистикой. По этическим соображениям я выбрала преподавание русской речи в частной школе. Я считала это более важным делом и, кроме того, была регентом в православной церкви, мамой на тот момент трое детей, сейчас пятерых детей. То есть, в общем то, жизнь у меня была довольно спокойная.
М.Т.: Преследование русскоязычного населения, искоренение русской речи, русского языка продолжается на протяжении уже многих лет. Тот факт, что вы преподавали русскую речь, как-то отражался?
С.П.: Вот я говорю, что я преподавала ее только в частной школе, и считала, что мне крупно повезло, потому что училась я на русском курсе в институте и изучала именно русский язык. И, честно говоря, спрос на то, чтобы научиться правильно говорить по-русски, был колоссальный. Для меня было открытием, что люди переходят из общеобразовательных школ, а порой после института, и не знают элементарных правил русского языка. Потому что, конечно, до начала такого откровенного нарушения 10 статьи Конституции Украины, которая до сих пор есть и должна как бы действовать, там очерчен особый статус русского языка, если кто не знает. Но до момента даже принятия специального закона в 2016 году о запрете преподавания на русском языке многие учебные заведения в лице их директоров и руководства чувствовали тенденцию и старались под нее подстроиться, потому что это, мягко говоря, не приветствовалось.
Гонения на русский язык были даже до скандального, нарушающего Конституцию Украины языкового закона, принятого в 2016 году. Чувствовалось, что музыку заказывают, конечно, на Западе.
М.Т.: Ввиду событий, которые произошли с вами в Киеве, вам был причинен определенный моральный ущерб. Естественно, это как-то отражается на физиологии. Скорый переезд причиняет материальный ущерб. Вы пытались каким-то образом добиться компенсации за ущерб, который причинили вам украинские военные, силовики и частные военные компании?
С.П.: Да, я была в нескольких организациях. Во-первых, я посетила прокуратуру города Киева после первого прихода. У меня есть огромная папка. Я не знаю, как вам её продемонстрировать. Это где-то килограмм бумажек. Это все мои заявления в прокуратуру и Национальную полицию, которые, естественно, остались без внимания. Елена Петровна Бережная, которая сейчас пропала. По последним данным, ее тоже забрала СБУ сейчас в Киеве. Я не знаю, что с ней происходит. Это правозащитница, которая помогала мне обивать пороги этих ведомств. Кроме того, я пыталась обратиться к ОБСЕ. Тут видно, что это Фернандо Эррера, это наблюдатель ОБСЕ, который, глядя мне в глаза, беременной женщине, сказал: «Вы могли просто промолчать». Я предъявляла, конечно, и вот эти вот листовки «Ваша соседка – сепаратистка», которыми обклеивали подъезды. «Тут живет российская пропагандистка».
М.Т.: Это вы на фотографии?
С.П.: Это я. У меня была челка, и я была килограмм на 30 больше, потому что беременна. И вот здесь вот мой адрес домашний указан, там указана даже квартира.
М.Т.: Это конфиденциальная информация, которую они распространяли по городу с призывами к расправе?
С.П.: Да. Это количество отписок, которое мне пришло из полиции, прокуратуры. Я думаю, что вы видите, тут около десятка отписок. Я обращалась к офицеру ООН в Киеве. Это единственная организация, которая внесла наш случай в отчет. Этот отчет прозвучал в Европарламенте. Какое счастье! Конечно, парламентарии похлопали, покачали головами, и никто из Европы нам не помог, в отличие от русских людей, которые помогли нам перенести все эти тяготы материальные переезда, помогали одеждой, помогали деньгами на билеты. Потому что даже оплатить 7 человек, чтобы они переехали из одного места в другое, это огромная сумма. Если бы люди русские не помогали, мы бы, конечно, там остались, и что бы с нами сейчас было, не знаю.
М.Т.: Слава Богу, есть добрые люди. Насколько сильно, по вашему мнению, влияние нацистской идеологии на украинских силовиков и на украинское население в целом?
С.П.: Эти ребята, которые приходили к нам домой из С14, из неонацистской группировки, мы обратили такое внимание. Они работают с 9:00 до 18:00, как любые офисные работники. Мало того, в субботу и воскресенье мы могли не беспокоиться, что они к нам придут. Вот за полгода мы за очень интересное наблюдение сделали. Они работают за деньги, за деньги западных наших товарищей. И эти, конечно, не только западных, потому что и бюджет Киева мы неоднократно прослеживали, отдает им, оттягивает порядочную сумму для их мероприятий и так далее. То есть это очень сложная система финансирования, в которую интегрирована и Украина, и идет подкачка средств с Запада. Эти ребята занимались тем, что на своих базах качались в качалках и ходили по адресам, которые им скажут, или совершали заказные убийства, как в случае с Олесем Бузиной. Вот, собственно, все, что надо о них знать. Они материально замотивированы, и без денег они не сделают ни шагу.
М.Т.: Вы наверняка слышали о захоронениях в Донбассе. Есть ли какие-то доказательства, какие-то конкретные подозреваемые в расправе над жертвами?
С.П.: Я знаю, что следственный комитет России вел очень внимательно мониторинг всех этих случаев. В каждом из случаев это не просто могила, это оставшиеся родственники, это оставшиеся свидетели, это масса народа, которая все видела и знает. Не зря накопились эти тома дел и не зря Владимир Владимирович сказал, что мы знаем каждого. Масса донецких правозащитных организаций работали над этим. Я общалась с ними как журналист. У нас все посчитаны, у нас все под нашим внимательным наблюдением. Я молюсь сейчас, чтобы никто не ушел от расправы справедливой, потому что есть грехи, которые вопиют к отмщению именно здесь, на земле. Я очень надеюсь, что все получат по заслугам.
М.Т.: Как, на ваш взгляд, отдавались ли прямые приказы представителей украинского правительства к уничтожению русскоязычных граждан, и есть ли тому доказательство?
С.П.: Я думаю, что это происходило не без в крайнем случае молчаливого согласия.
Что касается откровенного геноцида, убийства местного населения, массовых убийств, изнасилований над детьми, то тут я считаю, чтобы была косвенная вина властей, потому что они выпустили этих уголовников из тюрьмы, как мы знаем, «Торнадо», частично «Айдар», они снабдили их оружием и, собственно, дали добро, дали такую индульгенцию на такие жестокие расправы.
И, конечно, если не как заказчики, то как соучастники этих зверств, они должны быть наказаны, не говоря уже про другие преступления, про сам приказ военной расправы над Донбассом. Я считаю, что это, конечно, не должно иметь срока давности, во-первых, как военное преступление. Рано или поздно, даже если эти товарищи будут скрываться где-то в западных странах, я надеюсь, что меч правосудия настигнет их.
М.Т.: Считаете ли вы, что Украина должна понести суровую ответственность за совершенное военное преступление именно на международном уровне?
С.П.: Видите, какая сейчас складывается ситуация. Сейчас, в общем-то, Европа поражена нацизмом. Мы уже видим, что происходит с русскими людьми по всему миру. По национальному признаку, вне зависимости от убеждений русского человека и даже вне зависимости от его гражданства. Мы знаем случаи расправы над гражданами ЕС, просто русскоговорящими или теми, кто считают себя русскими, оказавшимися, допустим, там, за рубежом, потому что они родились у русских родителей. Ведется расправа, иначе не могу это назвать. Мы знаем уже примеры травли русских детей.
Можно говорить о новом Холокосте, только в отношении русского народа.
К сожалению, ожидать от этих международных организаций, организаций ЕС или США какого-то справедливого суда не приходится на данный момент. Но на тот момент, когда установится новый мировой порядок, а сейчас к этому все дело идет, я надеюсь, что будут созданы более эффективные международные организации, которые смогут взять эту функцию на себя. Иначе в мире будет царить беззаконие.
М.Т.: Я подозреваю, догадываюсь, что вы общаетесь, естественно, с друзьями, близкими на Украине. Как сейчас обстоит обстановка, и какой настрой у местных жителей и тех людей, с которыми вы общаетесь?
С.П.: Я общаюсь с киевлянами, у меня там очень много друзей. Нужно сказать, что люди на Украине, даже несмотря на 8-летний террор, очень многие сохранили трезвый ум, способность делать выводы и стойкую психику. К сожалению, масса моих друзей сейчас пропала. Написав последние слова в Фейсбуке: «За мной пришли вооруженные люди в украинской форме». Избежать этой участи удалось немногим умницам. Это Александр Семченко, который, к счастью, смог предотвратить такой сценарий, и Спартак Головачёв, которому удалось сбежать. Он – спортсмен-международник. Я его хорошо знаю. Он очень сильный человек, стойкий. Я искренне рада за них. А вот, к сожалению, Елена Бережная, Дмитрий Скворцов, Дмитрий Казионов, Каверин, я ничего не знаю о них, не могу найти нигде никаких сведений. Люди просто пропали без вести. Также меня беспокоит судьба Яна Таксюра, украинского поэта, который выступал против украинской власти, в своих стихах саркастических описывал украинскую действительность на украинском языке. Он является онкобольным, находится в данный момент в Лукьяновском СИЗО на территории Киева, и ему не предоставляется медицинская помощь. То есть человека либо хотят уничтожить физически, либо же готовят на обмен. Есть такое предположение, зная повадки киевской власти, может быть, их готовят на обмен. Я очень на это надеюсь. Потому что эти поступки выглядят как поступки крыс, загнанных в угол. Они решаются на какие-то безумные нападения, на то, чтобы укусить превосходящего по силе противника. Бессильная злоба какая-то, видимо. Часть моих друзей никак себя не проявили. Я наблюдала за моими коллегами по работе, учениками. Были разные реакции, в том числе были и проклятия с началом этой операции. Я резонно отвечала: «Где же вы были раньше? Почему вы раньше не возмущались? Почему вы меня не защитили, когда я вас спросила об этом»? я это говорила и священникам, с которыми я работала в церкви. Я надеялась, что хоть кто-то меня защитит. Но, к сожалению, только Елена Петровна и два парня, которые вызвались, когда к нам 19 человек пришло. Эти проклятия длились где-то недели две с начала операции. Сейчас они перешли в более разумную стадию принятия, и постепенно люди выходят на связь. Те люди, которые не стали выражать ненависть, я просто старалась им помочь, старалась как-то поучаствовать в их судьбе. Потому что для нас, для русских, украинцы — это родной народ, даже если он болен. Все, что от меня зависело, я пыталась сделать. Я призывала к эвакуации всех, потому что война — это не игрушка. Я это видела на Донбассе, и убеждала кого только могла, что вы не пересидите, что вы можете просто поплатиться за такую излишнюю надежду на авось, что вы можете поплатиться жизнью. Таким образом, мне удалось нескольких человек склонить к эвакуации в любой открытый коридор. Пусть это будет на Запад, если даже они хотели в Россию, но нужно уже действовать по обстоятельствам. Сейчас я со страхом наблюдаю за судьбой моих соотечественников и пытаюсь сделать все, что от меня зависит.
М.Т.: Они по большей части склоняются к поддержке спецоперации или они занимают сторону украинских властей, которые на данный момент насквозь пропитаны нацизмом?
С.П.: Как это было при поддержке Майдана, половина наполовину. Украинское общество разделено, это надо признать. Часть украинского общества, это такие же упрямые люди, как и все русские люди. Они будут до конца отрицать свою вину и ни за что не захотят посмотреть правде в глаза. Таким людям я могу сказать, что мы жили в оккупации 30 лет. Теперь вы поживете в оккупации. Не хотите жить в оккупации? Как вы нам говорили? Чемодан, вокзал, Россия? Пожалуйста, езжайте в Польшу и ненавидите нас из Польши. Я ничего против не имею. Я не испытываю злорадство от этих бумерангов. Меня от этих бумерангов просто тошнит, потому мое чувство справедливости удовлетворено полностью. Я сыта справедливостью. Я говорю: «Спасибо, Боже, для меня хватит». Моя обида, моя жертва была принята во внимание. Я уже насытилась этой справедливостью. Мало того, мы очень хорошо в России устроились. У нас жизнь гораздо лучше пошла, чем даже она была в Киеве. Что касается матерей убитых детей и других совершенно жутких преступлений, я читала признания мариупольской пленной, которую обменяли на Сенцова, Юля. Посмотрите ее историю. Это жесть просто. Это невозможно так просто было оставить. Наверное, сейчас все дойдет до точки, и мы неизбежно должны довести это все до конца. Даже несмотря на то, что мы действуем не так, как в Сирии, российская армия действует, как говорила американский эксперт, «на цыпочках и со связанными руками». Мы все равно будем слышать эти проклятия. Все равно мы будем часть населения не устраивать. Но тут уже не до любви, так скажем. Тут уже дело касается высшей справедливости. Я надеюсь, все это будет доведено до конца.
М.Т.: Каким бы вы хотели видеть будущее Украины?
С.П.:
Как православный человек я хотела бы, чтобы исполнились пророчества наших святых о том, что будет триединое русское царство белорусов, русских и украинцев. Это цель моей жизни, это свет моей жизни.
Это концепция моей жизни. Я ради этого живу. Я думаю, что сейчас как раз момент истины. Я уже было разуверилась в этом. Интересно, что даже многие люди, не имеющие отношения к православной вере, делают такие же прогнозы, что будет объединение славян и не только славян, а очень многих народов, которые примут сторону России, которые наконец-то увидят сквозь эту мутную воду, что происходит на самом деле, и кто развязал эту войну и кто ее закончил, и в итоге правда, не может не пробить себе дорогу.
М.Т.: В завершение нашей беседы, что бы вы посоветовали тем, кто пострадал от действий украинских военных, кто остался на данный момент в Украине и кто уехал?
С.П.: Надеяться на лучшее и хранить все документы. Я их храню на всякий случай, если они пригодятся, чтобы использовать их в грядущем трибунале.