Мира Тэрада, глава Фонда борьбы с репрессиями, взяла интервью у Ники Осьминой, уроженки Донбасса, которая была вынуждена покинуть родной дом после того, как украинские военные начали бомбардировку мирного населения. Жертва военных преступлений Украины рассказала главе Фонда о том, что ей пришлось пережить, когда окраины Донецка начали бомбить, как военный конфликт, развязанный Украиной, повлиял на нее и ее семью, и объяснила, почему жители ЛДНР рады, что Россия признала их независимость.
Мира Тэрада: Расскажи, пожалуйста, как ты и твой супруг стали жертвами военных правонарушений со стороны Украины?
Ника Осьмина: Жили себе в Донецке, никого не трогали. На следующий день после Ивана Купала в 14-м году начали бомбить окраины Донецка.
Украинские войска открыли по нам огонь. Без объявления, без ничего, начали бомбить.
Причем это началось ночью. Ну, вот как-то так.
М.Т.: И чем это все обернулось в результате для тебя и твоей семьи?
Н.О.: Изначально это обернулось тем, что мы остались без дома. То есть приехав сюда, сама понимаешь, мы приехали на пустое место. Родственников у нас здесь нет, нас сюда отправило МЧС. То есть учитывая то, что в Донецке у нас был свой большой дом, почти гектар земли, хозяйство. Сейчас этого ничего нет. То есть да, спасибо, мы получили гражданство, да, мы работаем, но, тем не менее, не имея в нашем возрасте своего угла и живя на чемоданах – это тяжело.
М.Т.: Когда мы с тобой разговаривали, ты сказала, что не все дети находятся сейчас в России. Все верно?
Н.О.: Дети мужа от первого брака. Да, они там.
М.Т.: Насколько серьезно военный конфликт, развязанный Украиной на Донбассе, сказался на вашей жизни и жизнях ваших родных и близких и повлиял ли он на ваши жизненные планы?
Н.О.: Конечно повлиял, очень сильно. Повлиял сильно на психику людей, которые там живут, которые остались на Донбассе. То есть уже не так страшны выстрелы. Скажем так, окаменели немножко сердца. Уже устали бояться, жить по подвалам, не имея инфраструктуры. Инфраструктура уничтожена. Да, работа там есть, но очень мало оплачиваемая. То есть уровень жизни там не очень высокий. И вот это постоянное ожидание того, что будут бомбить, ожидание того, что не дай Бог войдет «Правый сектор». И то, что они делают.
Я разговаривала с людьми, с бабушками, которые прошли войну. И они говорят, что даже при фашистах было легче и спокойнее.
М.Т.: Почему?
Н.О.: Потому что именно «Правый сектор», который стоит в Красногоровке, они настолько нелюди. То есть они то ли под чем-то, то ли настолько промыть мозги. Им надо издеваться, им надо убивать. Причем неважно кто это: ребенок, бабка или беременная женщина, неважно. И убивать: не просто подойти и выстрелить, а именно мучительно, наблюдая за этим. Я считаю, что это больные люди.
М.Т.: Пытались ли вы с семьей добиться компенсации и за материальный ущерб и за моральный ущерб, который был причинен украинскими военными, силовиками, частными военными компаниями?
Н.О.: Нет, я вообще первый раз об этом слышу. И к кому обращаться? К России? Россия тут причем? К Украине бесполезно, Украина нам даже перестала пенсию платить. У меня просто ребенок инвалид и еще будучи там, Украина перестала нам платить пенсию на ребенка инвалида.
М.Т.: А была ли доступная медицинская помощь во время военных действий?
Н.О.: В основном местными силами. То есть и больницы, и госпитали были, и медики были. Я сама медик.
М.Т.: Да, я помню, ты говорила.
Н.О.: То есть по возможности, конечно, стараемся, старались.
М.Т.: Считаете ли вы с супругом, что Украина должна понести суровую ответственность за совершенное военное преступление?
Н.О.: Я могу сказать со своей точки зрения. Не Украина, а ее правительство, ее войска. Мирные люди тут не при чем.
М.Т.: Конечно, конечно.
Н.О.: А вот те, кто до этого до всего довел – конечно. И не только они. Очень хочется, чтобы их семьи ощутили то, что ощущали мы. То есть пожить немножко в подвале, под обстрелами.
М.Т.: А как долго вы жили в подвале?
Н.О.: Ну, вот смотри. В июне 14-го у нас это началось, мы уехали оттуда с мужем в январе. 27 января мы были в Ростове. В конце января 15-го года. То есть это жизнь без света, без газа. Это приготовление пищи на костре. У меня только сейчас начало отходить, что я могу что-то с костра есть.
М.Т.: Ты уже тогда беременна была?
Н.О.: Да.
М.Т.: То есть это происходило, пока ты была беременна, да?
Н.О.: Да. Конечно, со временем уже немножко начали разбираться, где выход, где прилет, сколько времени между обстрелами у тебя есть, чтобы перебежать куда-то.
М.Т.: Международные правозащитные организации сообщают, что украинские силовики виновны в геноциде на территории Донецкой и Луганской республик. Согласны ли вы с этими сообщениями?
Н.О.: Обеими руками за.
М.Т.: Что вы посоветуете тем, кто пострадал от действий украинских военных и тем, кто остался на данный момент в Донецкой и Луганской республиках и тем, кто уехал?
Н.О.: Кто уехал – удачи, потому что мы тоже пережили это. Хорошо, если есть возможность уехать к родственникам, а если так, на пустое место, как мы приезжали, да, тяжело. Да, немногие выдерживают, возвращаются обратно.
Тем, кто там остался, кто в Донецке, хочется пожелать немножко терпения, еще чуть-чуть, и будет все хорошо.
М.Т.: Повлияли ли военные действия на ваше психологическое состояние и как вы справляетесь с потрясениями, вызванными этими событиями?
Н.О.: Ну, скажем так, у меня на мужа это сильно повлияло. У него это не первые военные действия в его жизни. Но я надеюсь, что крайне.
М.Т.: Да.
Н.О.: Дети у меня долго боялись, пугались, даже когда хлопала форточка. Но сейчас, за 7 лет, уже вроде как отвыкли немножко.
М.Т.: То есть просто со временем начинают по-другому относиться?
Н.О.: Да.
М.Т.: Каким бы вы хотели видеть будущее Донбасса?
Н.О.: Как было раньше. Не зря его называли городом миллиона роз. Пусть он будет светлым, таким же хорошим, как был раньше. Мы жили дружно, мы никого не трогали, у нас был многонациональный город. К нам из Западной Украины приезжали на работу. Я понимаю, что в любой нации, в любом стаде есть паршивая овца, но не до такой степени. То есть, конечно, цветущим процветающим. Очень хочется быть в составе России.
М.Т.: А как вы отнеслись к признанию Россией ЛДНР?
Н.О.: Ой, очень празднично. Радостная новость, слава Богу.
М.Т.: Что вы думаете о событиях, которые происходят сейчас, о проведении Россией операции и что по этому поводу говорят Донбассовцы?
Н.О.: Ой, все очень рады. Все настолько благодарны Путину, что он все таки начал все это. Мы надеемся, что скоро это все закончится и начнется спокойная мирная жизнь, восстановление Донбасса. Потому что очень много разрушено, очень много. Причем разрушена мирная часть города. Поэтому все очень рады. Периодически, конечно, сидят также возле подвалов на всякий случай, по привычке, но радостно. Но это в основном серая зона, потому что чаще всего достается им.
М.Т.: У вас там есть родственники, друзья, знакомые?
Н.О.: Да, у меня у мужа там сестра старшая, младшая сестра и младший брат.
М.Т.: Как они переживают все эти события?
Н.О.: Радостно, даже учитывая то, что у младшей сестры мужа призвали. У них же идет сейчас мобилизация. Уже забрали. Тем не менее, они радостно идут на это, с удовольствием. Нет такого, чтобы кто-то прятался от этого.
М.Т.: Насколько сильно, по вашему мнению, влияние нацистской идеологии на украинских силовиков и на украинское население в целом?
Н.О.: Скажем так, Западная Украина – это Львов, Херсон, Тернополь, они и при Союзе не любили русское населения. Сейчас они просто поднялись. Да, есть много людей, которые говорят, что вот, Россия идет с войной. Но это промывание мозгов. То есть понятно, что там идет фильтрация телевидения, фильтрация информации всякой разной. Но западная Украина да. Харьков тоже очень хочет быть где-то возле Донбасса, возле русскоговорящих.
М.Т.: Если конкретные подозреваемые в расправе над жертвами, которые были обнаружены в захоронении на Донбассе. Тебе что-нибудь на эту тему известно?
Н.О.: На эту тему нет.
М.Т.: На твой взгляд, отдавались ли прямые приказы представителей украинского правительства к уничтожению русскоязычных граждан? И если доказательства этого?
Н.О.: Доказательств нет, но, учитывая то, что «Правый сектор», «Азов» — это наемная армия, они не просто так все это делают, они делают это по какому-то распоряжению кого-то. Но так, чтобы именно доказательства были, нет.
М.Т.: Супруг твой тоже был в ополчении, насколько я знаю?
Н.О.: Ну да, немножко.
М.Т.: Сколько немножко?
Н.О.: Ну, чуть-чуть. Самое начало 14-го года.
М.Т.: Обошлось без ранений?
Н.О.: Да, отделался небольшой контузией.