Мира Тэрада, глава Фонда борьбы с репрессиями, взяла интервью у афроамериканки Сирены Буйе, матери Кедрика Буйе, который скончался в августе 2017 года в исправительном учреждении Атланты – столицы штата Джорджия. Как утверждают сотрудники исправительного учреждения, мужчина умер от сердечного приступа, однако его мать уверена, что Кедрик погиб из-за жестоких избиений тюремной охраной. Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы, на теле Кедрика были найдены тупые травмы головы и туловища, следы от кровотечений и синяки. Г-жа Буйе рассказала Фонду борьбы с репрессиями о своей борьбы за справедливость в деле её сына, расизме и полицейском произволе в США.
Мира Тэрада: Давайте начнем с событий, которые предшествовали вашей трагедии. Расскажите нам о тюрьме, в которой Кедрик отбывал срок. Какие там были условия? Может, он что-то говорил вам об этом?
Сирена Буйе: Условия там, в тюрьме, были не очень хорошие. По его словам, в тюрьме происходит много всего. Люди часто звонили мне и говорили, что его поместили в изолятор, потому что он враждовал с кем-то из заключенных или тюремного персонала. Я знала, что там есть коррупция, но не знала, насколько все плохо. Кедрик позвонил мне 12 августа. Мы разговаривали и смеялись. Он сказал мне: «Мам, мне не терпится выйти отсюда». Он сказал, что выйдет в понедельник. Он сказал, что офицеры в тюрьме очень подлые и что он позвонил, чтобы застать их врасплох. Следующим утром после этого разговора мы завтракали и собирались в церковь. Мне позвонили и сказали, что мой сын мертв. Я не могла в это поверить. Я ведь только что говорила с ним. Мне было больно из-за того, что они сделали со мной. Мне было больно из-за того, что я не знала, где было тело моего сына 4-5 дней. После того, как мне сообщили о смерти Кедрика, я позвонила в тюрьму. Офицер, который взял трубку, был очень груб со мной. Он сказал, что если я не успокоюсь, он не перенаправит вызов. Моя подруга сказала мне положить трубку. Мы снова туда позвонили и попытались узнать его имя, но мы так ничего и не узнали. Через какое-то время мы начали договариваться о похоронах. Они спросили, хочу ли я похоронить Кедрика в Джорджии. Я сказала «нет». Они спросили, хочу ли я, чтобы его кремировали. Я сказала «нет». Они перевезли его. Он умер 13 августа. Его тело привезли в Бирмингем только 23-го, то есть им понадобилось около недели, чтобы привезти его тело сюда. Мне позвонили из похоронного бюро. От Бирмингема до Джорджии можно доехать за 2 часа. Мне позвонили из похоронного бюро, когда моего сына привезли к ним. Я никогда это не забуду. Это было в среду. Они сказали, что мой сын у них. Когда они это сказали, во мне что-то сломалось. Когда его тело привезли в похоронное бюро, оно уже было готово. Его к тому времени уже забальзамировали. Нам не надо было ничего делать. Когда я прибыла в похоронное бюро, я не могла поверить в это, не могла поверить, что мой сын лежит там.
М.Т.: Мои соболезнования.
С.Б.: Мне плохо до сих пор, так как я так и не получила ответы, которые мне нужны. Мне пришлось похоронить одного из моих близнецов. У Кедрика есть брат-близнец. Ему очень тяжело. В то утро у него болела голова и грудь, он не знал, что происходит. А через несколько часов нам пришлось позвонить и сказать ему, что его брат мертв. Я даже не знаю из-за чего он умер. Я знала, что в тот день у него появилась шишка на лбу. И после этого я начала собирать информацию. Меня было не остановить. Конечно, это давило на меня эмоционально. Я похоронила своего ребенка, я похоронила свою мать в 2014. Я знала, как она умерла, но не знаю, как умер мой ребенок. Я говорила с ним за день до его смерти. Это невероятно тяжело. Это действительно влияет на тебя, заставляет чувствовать себя определенным образом. Так что я не прекращала искать информацию, я продолжала настаивать. Мой сын, брат Кедрика, говорил, что его брат постоянно приходит к нему во сне и говорит, что все было не так, как говорят сотрудники тюрьмы. Близнецы вместе проходили по делу. Они вместе попали в тюрьму. После того, как он освободился, он оказал, что они что-то сделали с Кедриком. Я получила свидетельство о смерти. Там было сказано, что он умер от ишемической болезни сердца, гипертонии и ожирения. Я в это не верю. Я знаю, что он весил 148 или 158 кг, но он был высоким, около 180 см. У него было больше мышечной массы, чем жировой. Он много тренировался. Так что эта версия звучит странно. Поэтому я продолжила искать информацию, но сначала мне было тяжело это делать. Один из сотрудников тюрьмы поставил свое имя в графе «ближайший родственник» в документах на моего сына. Так что я не могла ничего узнать, пока он не убрал свое имя оттуда. Я звонила ему несколько раз и просила убрать его имя. Я хотела знать, что случилось с моим сыном. У этого офицера ушел примерно день на то, чтобы убрать свое имя из документов, и тогда я получила доступ к информации. В отчетах о вскрытии говорилось, что Кедрик умер от сердечного приступа, гипертонии, ожирения. Там также было сказано, что у Кедрика была тупая травма головы и туловища, что у него было кровотечение и синяки. У него также был ушиб и порезы на голове. Тогда я не понимала некоторых слов, так что мне приходилось искать их значение в интернете перед работой или перед тем, как лечь спать. Каждая минута была на счету, так что я обзванивала людей. Они сказали, что если у него был сердечный приступ, значит, его избили до такого состояния, что у него случился сердечный приступ. В этом документе говорилось, что в день смерти в камере Кедрика нашли героин. Мы связались с людьми, которые делали токсикологический анализ. Доктор, проводивший вскрытие сказал, что он собирался писать отчет. Он сказал, что в крови Кедрика не было героина. Значит, героин подбросили в его камеру.
Я знаю, что моего сына избивали, и знаю, что это были не заключенные, а сотрудники тюрьмы.
Какие-то новости доходят из тюрьмы, однако крайне сложно достать нужную информацию. Я знала, что жизнь моего сына была в опасности. Он просил обеспечить ему безопасность в тюрьме примерно за 3 недели до смерти. Ему отказали.
М.Т.: От кого исходила угроза? От других заключенных или охранников?
С.Б.: Мне удалось получить новую информацию. К тому времени, как я собрала большую часть информации, я начала работать с адвокатом. Он взял дело в январе 2019 года и бросил его 6 или 7 августа 2019 года. До этого момента он постоянно говорил, что Кедрика били. Я это и так знала. Он был высоким и сильным, так что наверняка его избивали несколько человек, чтобы довести его до такого состояния. Адвокат говорил мне, что мы выиграем дело, пока внезапно он не пропал. Затем он бросил дело. Я продолжила искать информацию. Я смогла попасть в суд, однако я не понимала, как работать с документами, так как я не юрист, поэтому меня вышвырнули из суда. Я продолжила искать информацию. И сейчас я могу сказать, что рада, что адвокат бросил дело. Дело не в деньгах, а в жизни моего сына, в том, как он умер и в том, что он заслужил справедливости. Ему было только 26 лет, у него не было детей. Мой сын должен был выйти из тюрьмы в следующем году, в 2022 году. Я рада, что адвокат бросил дело, потому что в противном случае я бы не узнала то, что знаю сейчас. Так я узнала больше о том, что моему сыну угрожала опасность. Я узнала, что к этому был причастен один из охранников. Информация в документах неполная. Например, там должны быть указаны имена, а вместо них там в некоторых случаях просто стоит прочерк. Некоторые медсестры и доктора не подписывали некоторые документы, хотя и должны были. Я не остановлюсь. Я жду возможность получить еще больше информации. Меня попросили проверить несколько охранников, посмотреть, встречались ли их имена в деле моего сына. Я сказала им, что их имена не упоминались в деле Кедрика, однако я искала информацию о них. Думаю, если бы в этом был замешан заключенный, они бы без проблем сказали его имя. Я помню, что за день до смерти Кедрик звонил мне с незнакомого номера, так что я перезвонила на него. В первый раз мне не ответили. Я позвонила еще раз, мне снова не ответили. Затем мне позвонили с этого номера и спросили, кто я. Я сказала, что я мать Кедрика. Этот человек извинялся, он сказал, что они тогда ничем особо не занимались. Я поняла, что это не заключенный, так как я слышала голоса охранников на этаже, там что-то происходило. Ни при каких обстоятельствах охранники бы не позволили заключенному просто сидеть и говорить по телефону, когда ведется расследование смерти в тюрьме. Кроме того, по последней информации, Кедрик должен был быть в изоляторе один. Сейчас они говорят, что другой заключенный оказался в его камере за 15-20 минут до того, как туда пришли охранники. Когда в камеру вошел охранник, заключенный сказал, что Кедрик уже умер. И тут у меня возник вопрос: если Кедрик должен был быть один в камере, то как тогда другой заключенный смог попасть туда?
М.Т.: В изолятор, да?
С.Б.: Да. Сейчас они говорят, что этот заключенный пытался спасти Кедрика. В то утро мне позвонила сотрудница тюрьмы и сказала, что Кедрик умер. Она сказала, что он был найден мертвым. Я была так шокирована тем, что она сказала, что мой сын умер. Я бросила трубку. Она перезвонила. Я записывала часть из того, что она сказала. Я помню, что она сказала, что когда Кедрика увозили из тюрьмы, у него еще был пульс. Нет, тогда у него не было пульса. Я не верю в то, что этот заключенный пытался помочь моему сыну. Я думаю, что его убили после полуночи. И кто бы это не сделал, этот человек должен был перетащить моего сына из одной камеры в другую. В отчете написано, что его перетащили из одной камеры в другую. Я думаю, что его убили в ту ночь. Есть его фотография из реанимации. С ней что-то не так. На фото видно его дреды, на передней части головы дреды были удалены. И сейчас я пытаюсь получить разрешение взять эти фотографии на время. Врач, проводивший вскрытие спросил, зачем я запрашивала столько информации из тюрьмы. Я сказала ему, что у меня есть на это право, что я мать Кедрика. Он сказал, что у меня уйдут годы, если я попытаюсь подать иск. Я сказала ему, что он может говорить что угодно, но я заслуживаю знать, что случилось с моим сыном. Тогда он попытался убедить меня подумать о возможности того, что у моего сына был сердечный приступ. Но дело вот в чем, в медкарте Кедрика сказано, что у него не было проблем со здоровьем в тюрьме. Тогда я поговорила с врачом из другого штата. Он спросил меня про брата Кедрика. Я сказала, что он в хорошей форме, у него было проблем со здоровьем. Я сказала, что в нашей семье ни у кого не было проблем с сердцем. Я спросила у него, были ли травмы на теле моего сына. Я спросила были травмы на теле моего сына новыми или старыми. Он спросил, играл ли Кедрик в баскетбол или футбол. Я сказала, что не знаю, ведь я не могла узнать, чем он занимался в тюрьме. Врач сказал, что не знал, как на теле Кедрика появились травмы, но они появились за день до смерти или в день его смерти. Тогда я спросила его про фотографии. Он сказал, что мне лучше запомнить Кедрика таким, каким я помню его сейчас, и что мне лучше не видеть эти фотографии. И тут мне стало интересно, что там такого на фотографиях, чего мне лучше не видеть, если он умер от сердечного приступа? Доктор сказал, что иногда лучше не видеть такие фотографии. Я сказала, что он умер от сердечного приступа и что я хочу увидеть фотографии. Доктор сказал мне отправить запрос на фотографии. Это было в 2017 году. Они говорят, что он умер от сердечного приступа, но не дают мне посмотреть фотографии. Там не должно быть ничего страшного, если он действительно умер от сердечного приступа. Они не дают мне посмотреть фотографии, так как не хотят, чтобы я их видела. И я знаю, что просто не могу остановиться. Это все длится уже 5 лет, 13 августа 2022 года будет 5 лет, как я борюсь за справедливость для моего сына, и я не могу остановиться. И особенно тяжело пережить, потому что моей мамы, моего брата, моего сына нет с нами. Брату Кедрика тяжело, так как он знает, что его брат был убит, они говорят нам, что Кедрик случился сердечный приступ. Нет, я не собираюсь отрицать то, что у Кедрика был сердечный приступ. Однако они сожгли его одежду. Если с одеждой было все в порядке, то они бы не постирали её и не отдали другому заключенному. Они пошли дальше и сожгли её в соответствии с законами. Я хочу добиться справедливости для моего сына, и я не остановлюсь. Иногда я думаю, что я становлюсь той, кем должна быть, но потом понимаю, что это не так. То, что они отняли у меня сына, сильно ранило меня. И теперь, когда эта тюрьма в Атланте находится под следствием, они перевели нескольких заключенных из этой тюрьму в другую. Так что там действительно есть коррупция. Ни одна мать не захочет узнать, что творится в тюрьмах. Мне скоро будет 56 лет, передо мной вся жизнь, но эта ситуация тяготит меня. Я думаю, что заслуживаю большего. Я хочу, чтобы виновные понесли ответственность за то, что произошло с моим сыном. Я знаю, что в этом участвовали не один или два человека, а намного больше. Другие заключенные сказали, что слышали, как его избивали. Они не видели этого из-за особенностей устройства камер, но они все слышали. Так что я знаю, что моего сына избили. Я это поняла даже по тому, что они не разрешили мне приехать в Атланту. Они не сказали, в какой больнице был мой сын. Это удивительно.
М.Т.: Как отреагировала общественность на произошедшее? Говорили ли об этом СМИ?
С.Б.: Нет, СМИ не поднимали эту тему. Я звонила на многие новостные каналы, но они мне говорили, что не смогут взять у меня интервью, так как у меня нет адвоката. Я звонила в ФБР, и агент сказал мне, что дело рассматривалось в суде, но он не может сказать мне, что происходило в суде. На этом и закончился разговор.
Сотрудники федеральных тюрем очень грубые. Они считают, что жизни заключенных ничего не стоят.
Но их жизни важны, как жизнь любого другого человека. Я узнала, что сейчас в этой тюрьме идет 5 расследований одновременно с расследованием смерти Кедрика. Я это узнала из интернета. Я рассказывала историю Кедрика людям, которые приглашали меня на подкасты. У меня не было бы вопросов, если бы результаты вскрытия и свидетельство о смерти выдали одновременно. На самом деле моего сына убили. Его забили до смерти. Это понятно даже из того, что в результатах вскрытия указаны травмы. Как он мог получить столько травм? В документах также был набросок, судя по которому, на теле Кедрика что-то было. Я спросила у доктора что это. Он попытался меня убедить, что это были татуировки. Но я знала, что это не так. Я знала, что у Кедрика были татуировки на верхней части тела и что у него не было татуировок на ногах.
М.Т.: Тюрьма Атланты за последний год стала печально известной из-за большого количества коррупции. Почему сейчас никто не расследует смерть вашего сына?
С.Б.: Я не знаю. В 2017 они сказали, что вернутся к расследованию, но с тех пор не помню, чтобы они писали мне. Я направила еще одну жалобу в министерство юстиции. Я звонила генеральному прокурору. Там постоянно перенаправляют на другой номер телефона, так что я даже не знала, с кем говорю и как дозвониться до генерального прокурора. Это было около трех лет назад. Тогда мне сказали, что в офисе было много новеньких. Я сказала, что хочу получить больше информации по делу моего сына. Меня спросили, что случилось с моим сыном я дала им его номер налогоплательщика. Мне сказали, что у них нет данных о нем. Я сказала, что это странно. В тюрьме должны были сохранить данные о нем. В министерстве юстиции не было документов по моему сыну, они никогда не слышали о Кедрике Буйе.
М.Т.: Это так странно.
С.Б.: Да, на мой взгляд за его смертью стоит много всего.
М.Т.: Это выглядит так подозрительно.
С.Б.: Да, в этом есть что-то странное.
М.Т.: Что вы планируете делать дальше? Какие варианты есть в США для борьбы с системой?
С.Б.: Сейчас я ищу адвоката, который готов бороться. Я знаю еще несколько матерей в такой же ситуации. У одной из них убили сына в 2019, а второго убили недавно. Сейчас я ищу адвоката, но это очень тяжело, так как первое, что они спрашивают – когда заканчивается срок давности.
М.Т.: Срок давности на убийство? Такого не бывает.
С.Б.: Я знаю. Мне нужна любая помощь, что угодно, хоть совет, с кем говорить на счет этого. Я говорила со столькими людьми. Я звонила губернатору, сенатору, я звонила в тюрьму в Вашингтоне. И каждый раз меня переправляли в другой отдел и говорили, что я звоню не туда. Мне каждый раз говорили звонить на другой номер.
М.Т.: Никто не хочет брать ответственность.
С.Б.: Да.
М.Т.: Пыталось ли правительство запугать вас или каким-либо другим способом оказать на вас давление?
С.Б.: Нет. Я помню в 2018 году, это было после смерти Кедрика. В 2018 году я сняла видео, и оно завирусилось. У него было около 40 000 просмотров. И после того, как я выложило это видео, я не могла зайти на свою страницу в Facebook. Я не могла зайти на свой аккаунт. Я пыталась месяц или два. У меня были проблемы и с электронной почтой. Я не могла зайти на неё. Я пыталась восстановить их. Я пытаюсь зайти на свою старую страницу, но у меня не получается.
Мне кажется, что мой телефон прослушивают. Мне кажется, что за мной следят. Но я не сдамся, им меня не запугать.
Я уверена в этом, так как один из сотрудников тюрьмы, который занимался перевозкой тела Кедрика попытался добавиться в друзья к моей подруге. Я позвонила ей и рассказала, кто он такой и чем занимается. Они пытаются узнать о моих действиях. Я не дам им себя запугивать, ведь я не сделала ничего плохого. Это они преступники, а не я. Я не позволю им запугать меня. Я заметила, что за мной следят. Мне часто звонят с незнакомых номеров. Но я уверена, что я права. Я считаю, что в независимости от их положения, они должны сказать правду о том, что сделали. Если бы они это сделали, мы бы не оказались в такой ситуации. Я не позволю им запугать меня, не тогда, когда они сотворили такое с моим сыном. Я точно знаю, что с моим сыном что-то случилось: травма здесь, травма там, кровотечение, синяки, порезы. Ему было очень больно, когда его забили до смерти. Я уверена, что ни одна мать не захочет пройти через такое. Это сильно влияет на психологическое состояние, но если я не буду ничего делать, то подобное произойдет с чьим-то еще ребенком.
М.Т.: Точно. И вы не одиноки, потому что есть много людей, которые борются с полицейским произволом и тюремным беспределом. Что вы можете сказать нам в целом о полицейском произволе в Америке?
С.Б.: Это довольно серьезная проблема, однако на улицах Бирмингема редко происходят происшествия с участием полицейских. Такое редко происходит в Алабаме. Здесь проблема в тюремной системе. В Алабаме намного чаще умирают в тюрьмах. Месяца три назад мне позвонила женщина. Её племянника убили. Произошедшее было записано на видео, так что она смогла узнать, что произошло. В Алабаме охранники в тюрьмах убивают чаще, чем полицейские на улицах.
М.Т.: Насколько острая проблема полицейского насилия? Насколько часто это происходит?
С.Б.: Я не думала, что такое бывает до тех пор, пока полицейские не убили того парня в Калифорнии, не помню его имя. Эти новости стали доходить до меня, когда мои сыновья оказались в тюрьме. У Кедрика были проблемы в окружной тюрьме. Охранники использовали на нем тазер. Заряд прошел в 5-8 см от сердца, он чуть не умер. После этого я поехала в тюрьму. Меня пустили туда, чтобы я смогла узнать, что произошло. Я должна была что-то сделать с этим, однако, когда у тебя два сына в тюрьме, приходится общаться с двумя прокурорами штата и двумя федеральными прокурорами. Кроме этого, я еще работаю на двух работах. Коррупция, убийства – я даже не думала, что все настолько плохо, пока это не произошло с моей семьей. Кедрику было плохо в тюрьме. Он говорил, что хочет выйти как можно скорее. Он думал, что в Атланте будет намного лучше. За 6 месяцев до его смерти мне приснилось, что он умер. Бог показал мне его смерть. Мне приснилось, что Кедрик лежал в гробу. Я рассказала об этом его отцу, когда проснулась. Я не думала, что это действительно произойдет. Ты читаешь об этом, но не понимаешь весь ужас ситуации, пока это не произойдет с тобой. Так что Кедрик вернулся домой, но он вернулся домой в гробу.
М.Т.: Как это влияет на черное сообщество? Вы ощутили это на собственном опыте, но что было до этого? Чувствовали ли вы себя в опасности из-за полиции?
С.Б.: Да, в некоторых местах да. В некоторых местах в Алабаме, Бирмингеме, Хоумвуде, Гувере. Люди часто говорят, что не поедут в Хоумвуд или Гувер, потому что полицейские останавливают людей без причины. Я работала на Западной авеню около 12 лет, и каждое утро, когда я шла на работу, полицейские кого-нибудь останавливали. Я думаю, что они это делают просто потому, что могут. Они знают, что у них все под контролем и что они могут позволить себе лезть к людям. Это неправильно.
Моего племянника застрелили 3 года назад. В его теле было так много пуль, что их даже считали долго. Они убивают огромное количество людей.
М.Т.: Убийство полицией Джорджа Флойда стало поводом для протестов по всей Америке и заставило обратить весь мир на проблемы расизма и полицейской жестокости в США. Изменилось ли что-нибудь с тех пор? Стало лучше?
С.Б.: Нет, не стало.
Они просто используют имена Джорджа Флойда и Бреонны Тейлор. Со времени их смерти в США произошло еще много убийств, совершенных полицейскими.
Да, проходят протесты, кто-то что-то делает, но все это не остановило убийства в США и в Бирмингеме. Не думаю, что сейчас ситуация лучше, чем раньше.
М.Т.: А если говорить о расизме в общем? Вы много лет жили в США и успели повидать множество президентов. Как менялось отношение к чернокожим людям с годами?
С.Б.: Я бы сказала, что некоторые изменения есть. В основном они касаются поведения людей. Они более внимательно ведут себя с полицейскими, они следят за тем, как они ведут себя в присутствии полицейских. Люди, которых остановила полиция, следят за тем, чтобы полицейские видели их руки. Об этом много говорят, потому что куда ни глянь, везде говорят о том, что полицейские кого-то убили. Полицейских следует проверять каждые 3 месяца. Их тем более нужно проверять, если они кого-то убили, чтобы понять, можно ли им возвращаться на улицы. Но никто их не проверяет. Полицейские не слушают, что им пытаются сказать, а иногда бывает слишком поздно, потому что полицейские либо уже убили кого-то, либо сделали что-то еще. Так что некоторые вещи не меняются. Но все зависит от нас, от того, каких перемен мы хотим. Я бы, например, хотела, чтобы тюрьмы были безопаснее, чтобы людям не приходилось думать о том, что их там убьют или запрут в изоляторе, чтобы в тюрьмы не проникали наркотики. Все начинается сверху. Пока не будет изменений наверху, люди так и будут умирать, и на воле, и в тюрьме.
М.Т.: В Докладе Проекта по гражданским правам Гарвардского университета 2006 года профессор Гэри Орфилд говорил, что уровень сегрегации в тот год находился на уровне 1960х годов. Какой уровень сегрегации в США сейчас?
С.Б.: Думаю, сейчас ситуация лучше, чем раньше. Тем не менее, не забывайте, что в разных городах и штатах люди живут по-разному, и у них разные взгляды. Сейчас все не так плохо, ведь раньше люди оборачивались, когда видели белую женщину и черного мужчину держащихся за руки. Я бы тоже обернулась. Но сейчас никто так не делает. Я никогда не придавала значения цвету кожи, ведь кровь у всех одинаковая – красная. И это неизменно. Да, у всех разный цвет кожи, но мы все – дети божьи и мы должны любить и уважать друг друга. Я никогда не заостряла внимания на расовых вопросах, например, белое большинство и т.д. У меня есть белые друзья. Мама учила нас не судить о людях по цвету кожи. Бог любит всех нас, так что я тоже никогда не говорила своим детям: «Смотрите, этот человек отличается от нас». Нет, мы все одинаковые.
М.Т.: Какие мудрые слова. Как государство сейчас относится к чернокожим людям? Что предпринимается, чтобы защитить их и победить системный расизм?
С.Б.: На самом деле они не делают то, что должны делать, что могли бы сделать. Им проще опубликовать статью в газете или объявить что-нибудь по телевизору. Говорить что-то и действительно решать проблему – это разные вещи. По-моему, они не делают то, что должны, а лишь пытаются сделать так, что полицейские выглядели невиновными. Что есть, то есть и вряд ли что-то изменится, ведь люди никогда не объединятся, чтобы изменить ситуацию, потому что у каждого свое мнение. Я очень общительный человек, и мне не важен цвет кожи или что-то еще. Каждый заслуживает уважения, в том числе и заключенные. Бог любит всех нас. Поэтому я всегда держу эту мысль в голове, потому что Бог – это любовь. Вы не добьётесь успеха в жизни без любви в сердце. Люди часто спрашивают, как у меня дела, чем я занимаюсь. Я знаю одну женщину. Её дочь умерла 10 лет назад. Эта женщина так и не посмотрела результаты вскрытия дочери и свидетельство о смерти, вообще ни один из документов. Она спросила меня, как я все это выдерживаю. Я сказала ей, что я молила Бога дать мне сил, ведь он не дает нам испытания, которые мы не можем преодолеть. Так что Бог подготовил меня, чтобы я могла помогать другим людям. Раньше я думала, что мое призвание – быть поваром, мне нравится готовить и заниматься торговлей. После смерти Кедрика многие заключенные стали писать мне. Я отвечаю им и подбадриваю их, а они – меня. Многие заключенные знали Кедрика, и потом они узнали, что я – его мама. Некоторые вещи никогда не поменяются, но кое-что можно изменить. Для этого нужно, чтобы люди объединились и работали сообща для достижения цели. Это касается и отстаивания прав моего сына и выяснения обстоятельств его смерти. Это то, чем я занимаюсь, и когда я покину этот мир, люди будут знать, что Сирена была очень откровенна, Сирена не молчала, она не закрывала глаза на проблемы, не пряталась от них, не лгала, она говорила до тех пор, пока не могла больше говорить, она не сдавалась.
Я буду бороться за справедливость для сына, даже если это займет несколько лет. Я хочу собрать всю возможную информацию, я хочу изменить тюремную систему.
Я хочу открыть некоммерческую организацию, благодаря которой я смогу помогать заключенным или открыть программу реабилитации для тех, кто освободился из тюрьмы. Я хочу помогать им составлять различные заявления, хочу помочь им построить жизнь заново после освобождения и помочь им улучшить их психологическое состояние. У меня много идей, и они бы не появились, если бы это не произошло со мной, если бы моя жизнь так сильно не изменилась.
М.Т.: Вы напомнили мне стих 13 из четвертой главы Послания к Филиппийцам: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе», поэтому я уверена, что я вы можете достичь всего этого. Многие ученые, изучающие расовые отношения, утверждают, что ни один ребенок не рождается с расистскими взглядами, и именно семья, система образования и общество прививают расизм и усваивают его. Что вы думаете об этом? Почему в 21 веке белые американские родители и государственные школы продолжают воспитывать своих детей с ненавистью к людям, которые отличаются от них только цветом кожи?
С.Б.: Школьной системе необходимы большие перемены. Отмена молитв в школах уже о многом говорит. В школе есть учителя, которые действительно любят свою работу, а есть те, кто занимается этим только ради зарплаты. Мне кажется, что учителя не получают достаточную поддержку от системы, чтобы помогать детям достичь успехов в школе. Их полномочия и средства ограничены. И если им не хватает средств, они вынуждены просить их у вышестоящих. Я считаю, что в целом школьная система неплоха. Лучший способ изменить что-то – это начать изменения сверху, с правительства и президента. Это касается всех сфер жизни. Так что мой ответ таков: нужно начинать изменения сверху, ведь нижестоящие делают ровно то, что разрешат им вышестоящие. Мы делаем то, что нам разрешают делать, и если нам позволят большее, то мы будем делать больше. Здесь и важны вышестоящие люди, руководители. Например, Байден, он – наш президент, что бы ни случилось, он должен принять правильное решение и вести Америку в нужном направлении. Это же касается тюремной системы. Кто-то же позволил, чтобы огромное количество людей умирали в тюрьмах. Кто-то позволяет сотрудникам тюрем плохо обращаться с заключенными и не нести за это ответственность. Так что все начинается сверху, и если вышестоящие ничего не изменят, то ситуация не поменяется, ведь нижестоящие не смогут сами что-то изменить.
М.Т.: Спасибо, мисс Буйе. Спасибо за Ваше время. Вы такая умная, мудрая, великолепная и сильная женщина. Я желаю Вам оставаться сильной, и я желаю Вам добиться справедливости и правды. Вы, Ваш сын и его брат заслуживаете справедливости и знать правду. Мы сделаем все возможное, чтобы помочь вам добиться справедливости для Вашего сына. Мы вас любим, и я буду молиться за вас.
С.Б.: И мы вас любим. С Рождеством!